Под снимком были перечислены имена игроков. Я провела пальцем по списку, соотнося эти имена с лицами. Все братья Уолтера играли в крикет. Арчи, который давно уехал в Америку, был самым высоким и самым красивым из братьев. У него была смуглая кожа, топкий, чуть крючковатый нос и раскосые темные глаза. Его лицо показалось мне смутно знакомым, но я не могла вспомнить, кого он мне напоминает. Какую- то телезвезду? Я попыталась примерить на него костюм менестреля и не смогла. Он не тянул на менестреля.
Гарри, пьяница, которого постигла нелепая смерть, был похож на Уолтера, по ниже ростом, плотнее и с белокурыми волосами. Сол, «паршивая овца», был очень похож на старшего брата: тот же рост, те же черты лица. Вполне вероятно, что в моем доме побывал Сол. Также вероятно, что Сол Уитчер сейчас находится в этом доме. Я не сдержалась и нервно огляделась.
– Это главный дом поместья, – сказал Мэт, указывая на снимок. – За ним была пашня, предыдущий хозяин выровнял ее и превратил в поле для крикета. Клайв Вентри говорил, что хочет отреставрировать дом. Когда сможет побыть в стране подольше.
Меня совершенно не интересовало поле для крикета.
– Большое фамильное сходство, – заметила я, водя пальцем от Сола к Уолтеру. – Ты знал его? Я имею в виду Сола Уитчера.
Мэт отрицательно покачал головой.
– Он уехал еще до моего рождения.
– Возможно, он еще жив. И живет в этом доме.
– Пока нет и намека на его присутствие.
Я не хотела с ним спорить. Однако меня не покидало ощущение, что дом обитаем.
– А почему ему пришлось уехать? – спросила я.
– Никто точно не знает, – ответил Мэт. – А даже если и знают, то не хотят говорить. Ты наткнулась на местную тайну, Клара. Я несколько лег назад сам заинтересовался этим и просмотрел в участке все старые записи. Что бы тогда ни случилось, произошло это в 1958 году, когда сгорела церковь. Сол всю свою сознательную жизнь постоянно попадал в неприятности, но цепочка совершенных им преступлений оборвалась летом 1958 года. Согласно записям, именно в этом году он перестал причинять неприятности. Гарри и Арчи Уитчеры тоже оба уехали в том году, хотя лет через десять Гарри вернулся.
1958 год. Значит, тогда сгорела церковь. Что говорила Виолетта? Она так и не узнала, что случилось той ночью?
– Что-то странное было в том пожаре, – продолжил Мэт. – Все имеет документальное подтверждение, если знаешь, где искать. Пожарных вызвали только рано утром, когда большая часть здания уже сгорела. Полицейских вообще не вызывали, хотя они сразу приехали, как только узнали о происшествии. Тогда в поселке уже имелись телефоны, но, несмотря на то что в огне пострадали люди, никто не позвал на помощь.
– В пожаре погибло два человека, – сказала я, вспомнив о могилах, которые обнаружила ранее. – Не менее двух. Один из них – священник.
Мэт кивал. Это для него не было новостью.
– Капитан идет ко дну со своим судном, – произнес он. – А через два дня умерли еще двое.
– Церковь поджег Сол? Поэтому он вынужден был бежать?
– Согласно свидетельским показаниям, поджога не было. Полиция опросила свидетелей, присутствовавших на вечерней службе. Все заявили, что никто ничего не видел. Тогда решили, что произошло возгорание из-за непотушенной свечи, а священник и еще один парень, погибший в огне, увидели пламя и попытались затушить пожар, но задохнулись в дыму.
– Других версий не было?
– Нет. Шесть или семь одинаковых показаний. Никто ничего не видел, но у каждого была своя четкая версия того, что произошло, и эти версии совпали.
– И полиция поверила.
Мэт пожал плечами.
– В документах нет никаких оснований для иного вывода.
– Но кто-то из этих людей до сих пор жив. Кто-то должен знать, что произошло. Я беседовала с Виолеттой Баклер. Она говорила о том, что церковь сгорела. Хотя, помнится мне, она сказала, что сама там не присутствовала.
– Дело все больше запутывается. Тебе надо поступить на службу в полицию, Клара. Занимаясь расследованием, ты становишься весьма словоохотливой.
Я не нашлась что ответить. Мэт, кажется, потерял всякий интерес к фотографии и прошел в другой конец комнаты. Открыл окрашенную деревянную дверь и исчез. Не желая ходить за ним хвостиком, я подошла к окну, выходящему на обрыв. В оконном стекле была трещина, и я смогла вдохнуть ночной воздух, такой пьянящий и удивительно свежий после спертого воздуха дома.
На небе именно в этот момент рассеялись облака, и пейзаж за окном внезапно залил лунный свет. Я видела узкую каменистую тропинку, частично скрытую утесником и боярышником. Она вилась за домом, потом на протяжении метров шести шла под уклон, а затем тянулась еще на сотню метров, становясь еще круче. Интересно, каково это – жить на краю утеса? Меловой утес – не самая крепкая гора.
Потом откуда-то снизу послышался звук, такой знакомый, но совершенно неуместный здесь. Вот опять! Он раздавался из-за изгороди, которая окаймляла сад, вероятно, как раз из-под откоса. Крик, похожий на крик чайки. Крик лебедя-шипуна.
Люди считают, что лебеди-шипуны только шипят, но их назвали так потому, что в отличие от остальных видов лебедей они издают относительно мало звуков. Шипуны начинают шипеть, защищаясь, а еще они издают гортанный клекот и кричат, как чайки. За годы работы я слышала эти крики много раз и была уверена: где-то неподалеку находится лебедь-шипун, большой взрослый самец. Однако до реки было больше четырехсот метров!
Я не могла придумать причину, но которой лебедь-шипун оказался бы в период гнездования так далеко от воды. В его крике я не уловила тревоги и хотела уже отойти от окна, но вдруг заметила отпечатки пальцев. Кто-то прикасался к узкому полусгнившему оконному карнизу – на слое пыли виднелись несколько отпечатков. И где-то рядом раздался чуть слышный вздох.
Я резко обернулась, не в силах избавиться от ощущения, что за мной наблюдают. Теперь я не слышала Мэта, и меня посетила ужасная догадка: я осталась в доме одна. Решив не поддаваться панике и не желая звать Мэта, я вошла в дверь и оказалась в темном коридоре.
Такого я не ожидала. На верхнем этаже я насчитала восемь маленьких спален, все они были проходными. Я уже находилась над третьей по счету хижиной – там, где на первом этаже была заложена дверь в кухню. У меня появился шанс. Следовало повернуть налево и вернуться в переднюю часть дома. Из коридора в том направлении вели две двери. Идти вперед? Заскрипели половицы, впереди раздался звук шагов. Я, растерявшись, отступила, но в дальнем конце коридора показался Мэт.
– Еще четыре спальни, – сообщил он. – Убогое убранство, и никаких отпечатков пальцев.
Я рассказала ему о тех, которые обнаружила на окне. Он кивнул.
– Да, я тоже их заметил. Утром осмотрю их повнимательнее.
– Выглядят совсем свежими, – продолжила я. – Если Сол – «паршивая овца», как ты говоришь, и у него криминальное прошлое, значит, в полиции есть отпечатки его пальцев, верно?
Мэт медленно кивнул.
– Даже если здесь кто-то и был, нельзя утверждать, что это Сол, – сказал он. – Может быть, местная ребятня. Или бродяга какой-нибудь.
– Как они сюда попали?
– Окна второго этажа не заколочены. Поэтому предположение, что это местная ребятня, куда вероятнее, чем что это старик Уолтер. Ты же ничего не трогала, да?
Я отрицательно покачала головой. Мэт протиснулся мимо меня.
– Мы почти закончили, – произнес он. – Хочу проверить оставшиеся две комнаты. Это хижина номер три, верно? Странная планировка.
Он подошел к первой из двух распахнутых дверей. Заглянул внутрь и остановился как вкопанный. Я подошла к нему. В крошечной комнате не было окон. Приходилось довольствоваться гонким лучиком фонаря
