поймал вылетевший патрон на лету. — На, теперь разглядывай.
— А как же тут… отпечатки?
— Нету там никаких отпечатков, кроме моих. А теперь и твоих. Он в перчатках был.
— А разве не жалко выбрасывать?
— Да он вообще одноразовый. — Петр взял со стола обойму, дослал в нее патрон и положил в карман.
— Как это?
— Китайский. Немного пострелял, и он плеваться начинает. А то и клинит.
— Какой глушитель громадный…
— Иначе грохочет здорово.
— Громче, чем твой?
— Ну, нам-то таиться нечего. А вообще громче.
— Надо же, — Ирина разглядывала большой пистолет, — одноразовый. Как презерватив. А поди ж ты — бум! — и нет ничего, — она осторожно положила его на стол.
Волков плеснул себе еще немного коньяку.
— Допивай, — кивнул на ее бокал.
— Да, — она взяла коньяк. — Бум! И все кончилось. Вообще все…
Петр сходил в спальню и принес плед.
— Хочешь, приляг здесь, на диване.
— Нет, все нормально, — Ирина сняла пальто, повесила его на спинку стула, сняла сапоги и забралась с ногами на диван. Петр укрыл ее ноги пледом.
— С днем рождения, — подняла она бокал.
— Да уж…
Ирина допила до дна, отдала Волкову бокал и закуталась в плед.
— Господи, — она смотрела куда-то прямо перед собой. — Неужели так просто? Бум! И все…
Петр сел рядом, обнял за плечи и почувствовал, что все ее тело сотрясается от крупной дрожи, даже зубы явственно стучат.
— Ну-ну, малыш, успокойся. Все хорошо. Мы сейчас коньяк допьем и пойдем ужинать.
Ирина вскинула на него глаза, полные ужаса.
— С ума сошел?.. Нет! — она отрицательно замотала головой. — Да я на улицу вообще никогда в жизни больше не выйду. Нет, нет! И тебя не отпущу!
— Тихо, тихо, успокойся. Снаряд в одну воронку дважды не попадает. То есть воронки в первый раз и нету никакой, он падает, а потом уже нет. То есть падает, но уже не туда. Понятно излагаю?
— А мы в воронке?
— А как же?! А где?
— Да ну тебя, — улыбнулась Ирина. — Налей-ка лучше. Мне понравилось хлебать ведрами. И все равно я никуда не пойду. Коленка болит. И у нас все есть: там еще одна бутылка, целая — это раз, а еще еда в холодильнике. Закроем дверь на цепочку, и к нам никто и не залезет. И вообще — у нас теперь целых два пистолета, отобьемся. Ты мне покажешь, как стрелять? И разденешься, в конце концов? Ходит тут, как на вокзале. Иди сюда, я тебя поцелую… Война все спишет.
Уже под утро, когда Ирина наконец заснула, свернувшись калачиком, Петр осторожно выбрался из постели, прошел на кухню, плеснул себе немножко выпивки, сел на табурет, закурил сигарету и задумался.
«Если это Шамиль, — рассуждал он, —. то уж больно быстро. А с другой стороны — чего тянуть? Не случайно же он так лицом помертвел, когда я про контракт заикнулся. Значит — что? Убираем Ирину, которая сыскаря наняла, который, в свою очередь, уж больно настырный, и — полная тишина. Вся эта история со стариком, похоже, только ее и волнует. Виктор в ней копаться не будет.
А если меня?
Нет, Ирина упертая. Она у Деда другого кого-нибудь наймет, и еще хуже получится, потому что этот следующий по моим следам пойдет и обязательно опять докопается до этой самой конторы с ее контрактом и кредитом. (Интересно, ему Шамиль тоже, как и мне, будет, якобы по пьянке, баки заколачивать про тайные гольдберговские долги? Зачем он это делает? Вопрос.) Но этот следующий уже знать будет, что тут мое расследование и квакнуло. Грохнули меня. Нескромно, конечно, но хочется думать, что Дед за меня порвет любого, как грелку. Впрочем, не только за меня лично. За свой собственный статус. А следовательно… следовательно, убрать меня — значит, как раз и привлечь к себе внимание, а никак не наоборот. А вот Ирину…
Тут все сразу рушится. Виктор настаивать на продолжении расследования не станет, это ясно. Смерть Ирины на мне повиснет — не доглядел. Вот уж тут столько вони поднимется…
Налицо явное убийство. Меня, естественно, к этому делу на пушечный выстрел не подпустят, за дело менты возьмутся, и в результате повиснет «глухарем» очередная загадочная заказуха.
И никто в Шамилевы поганки лезть не будет. Логично?
Вроде логично. Стреляли в Ирину. Но это если Шамиль. А если нет?
На старика в этом же самом месте напали. Очень удобное место. Для чего удобное? А для того, чтобы наехать на проживающего в этой парадной. Если отбросить всех соседей по лестнице, что мы и сделаем, чтобы окончательно мозгами не махануться, остается Аркадий Соломоныч и дети его.
Впрочем, Виктор здесь не живет, его проще по месту прописки выпасти. Старик и Ирина в сухом остатке. Ну? И что это за вендетта корсиканская?»
Волков выпил коньяку и закурил новую сигарету.
«Кому же эта семейка дорогу перешла? Ну, Ирка, положим, давно уже пташка заморская. У нее здесь и дел-то никаких нет. Приезжает раз в год, отца потетешкает — и обратно на Святую Землю. Значит, что? А либо старик был глубоко законспирированным резидентом разведки княжества Лихтенштейн, прищемившим яйца разворачивающей свои сети на территории России „Якудзе“, которая решила, в присущей ей легкой манере, вырезать всю его семью, либо все-таки это Виктору Аркадьевичу какие-то его оппоненты мягко дают понять, что он в чем-то там не сильно прав.
И последнее мне представляется более реальным. А для «Якудзы» не тот климат. И питания не та.
Но на фига свою трубку Сталину совать? — Вот ведь…»
В спальне зазвонил телефон. Петр взглянул на старые настенные часы с маятником: стрелки показывали половину шестого.
Сердце нехорошо стукнуло от дурного предчувствия. В этот час могли звонить либо пьяные друзья, либо… Он не спеша допил коньяк, встал и пошел в спальню.
Пьяных друзей, насколько Волков мог судить, у Ирины быть не могло. А торопиться навстречу неприятностям было глупо.
Ирина сидела на постели, держа в руках телефонную трубку, из которой доносились короткие гудки, и остановившимся взглядом смотрела на Петра.
— Что еще такое? — спросил он от двери.
— Я накаркала… — одними губами прошептала Ирина, почему-то указывая пальцем на трубку.
— Что ты там накаркала? — Петр подошел к кровати, взял у нее из рук трубку и положил на рычаг.
— Его разорвало… — тоненьким голосом сказала она и шмыгнула носом.
— Да что случилось-то, ты толком говори! Кто звонил?
— Елена.
— Какая Елена?
— Жена Виктора. Он погиб…
— Так. Ирочка, детка, я тебя очень прошу, ну посмотри на меня. Ну? Ну вот так, вот… — Он сел на кровать и погладил ее по голове. — Ну успокойся, пожалуйста… Ну?
— Дай выпить.
— И шоколадку?
— Нет, — отрицательно мотнула она головой.
Волков принес коньяку. Ирина взяла бокал двумя руками и стала пить мелкими глотками, звякая зубами о стекло. Выпила до дна и, поставив бокал на тумбочку, потянулась за сигаретами. Петр щелкнул
