— Там коллектив есть один, национальный. Девки, говорят, обалденные. Колоритные, и вообще… очень пластичные. А у нас новая программа. А ты зачем?
— Да я так… В Хабаровске, говорят, девки обалденные, очень пластичные и вообще… Убедюсь и обратно. А то ведь на слово никому верить нельзя, правда?
— Ты чем теперь занимаешься-то?
— Взгляни мне в глаза. Чем я, по-твоему, могу заниматься?
— Ну… всем, чем угодно.
— Правильно. Ничем.
— Так не бывает.
— Еще как бывает, у Берзина спроси. Он в этом деле вообще профессионал.
— Жив еще, курилка?
— А что ему сделается. Он архетип, и как архетип бессмертен. За встречу? — Гурский встряхнул фляжку.
— Подожди, вроде взлетаем. Двигатели взвыли, самолет, набирая скорость, побежал вперед, оторвался от земли и, сделав левый разворот, задрал нос свечкой, набирая высоту. Потом, когда он вновь принял горизонтальное положение, его тряхнуло, будто бы он, ложась на курс, ткнулся в некие невидимые рельсы, по которым и предстояло перемещаться далее. Светящиеся над дверью салона табло погасли, и Гурский облегченно вздохнул.
— Ну что? — Он отвинтил у фляги крышку.
— Может, подождем? Кормить должны.
— Это еще когда. У меня здесь с соком, можно и без закуски. Ну?
— Давай, — Ольга протянула руку. Александр передал ей флягу.
Дальнейший полет проходил без каких-либо особенных событий. Стюардесса разнесла еду и напитки. Гурский купил у нее два шкалика водки, ибо глупо было пить коктейль с горячей закуской, спросил:
— А что это гудит так громко у меня слева за окном?
— Двигатель.
— А нельзя его на время обеда выключить? Мы вот с моей спутницей беседуем и почти не слышим друг друга.
— Можно. Только мы с вами тогда свалимся, — очаровательно улыбнулась стюардесса.
— Ну, вам видней… — снисходительно согласился Александр. — Ольга, извини, я здесь не командую.
— Ничего-ничего, — кивнула она. — Я не в претензии, пусть гудит.
— Но я не собираюсь орать во время еды. А наклоняться к тебе столики мешают. Ты читаешь по губам? Я нет.
— Я тоже. Не страшно. Закусывай.
— Как скажешь.
Они пообедали, выпили кофе, Гурский тайком выкурил в туалете сигарету и, вернувшись на место, застал Ольгу спящей. Он аккуратно забрался в свое кресло, хлебнул еще из фляжки и тоже заснул.
Глава 25
Проснулся Адашев оттого, что кто-то тихонько толкал его в плечо:
— Просыпайтесь, пожалуйста. Красноярск.
— Мне же в Хабаровск… — растерянно пробормотал он, решив спросонья, что его завезли куда-то не туда.
— Хабаровск дальше, здесь дозаправка. Выходите, пожалуйста, — терпеливо настаивала стюардесса.
— А где все? — насторожился Александр, оглядев пустой салон.
— Да вышли уже. Это вас никак не разбудить.
— Так мы с вами наконец-то наедине?
— Ну выходите, выходите, пожалуйста. Автобус ждет.
— Протестовать не вправе… — Он выбрался из кресла и, натягивая пуховик, побрел по проходу к выходу из самолета.
— Позвольте хоть под локоток поддержать, — обернулся к стюардессе, шагнув на трап.
— Это пожалуйста.
В небольшом зале аэропорта Гурский скользнул вокруг взглядом и, не найдя Ольги, отправился на второй этаж разыскивать буфет. Купил бутылку пива, выпил ее, спустился вниз и выяснил, что по местному времени, оказывается, в Красноярске уже глубокая ночь, а их рейс задерживается, ввиду отсутствия керосина, до десяти утра.
«Ну вот, приплыли… — подумал Гурский. — И что теперь делать?»
Он еще раз окинул взглядом зал и отметил, что не то что прилечь — присесть было негде. Очевидно, отсутствие керосина тормознуло здесь не только их рейс. Иные пассажиры, подстелив кое-что из вещей, оставшихся в ручной клади, спали прямо на полу. Многие смиренно сидели на корточках и, судя по всему, чувствовали себя при этом относительно комфортно или, по крайней мере, вполне привычно, что позволяло допустить наличие у всех этих людей опыта путешествия по этапу.
«Как на „пересылке“, — отметил Александр. — Вот уж воистину, Аэрофлот — летающий Гулаг».
Он направился к информационному окошку, возле которого сгрудилось несколько человек.
— Ваш рейс задерживается, — видимо, в который уже раз безразличным тоном повторяла сотрудница аэропорта. — Керосина нет.
— А утром точно будет? — склонился к окошечку офицер с погонами полковника.
— Должен быть.
— А может и не быть… — сказала, ни к ко-му не обращаясь, женщина с усталым лицом.
— Послушайте, — в свою очередь склонился к окошку Александр, — вы ведь обязаны нас где-то разместить на это время, в гостинице какой-нибудь.
— Я ничего не обязана.
— А вы вообще кто? Представьтесь, пожалуйста.
— Зинина моя фамилия, Светлана Викторовна. Вы еще запишите, запишите, все записывают, очень страшно…
— Пригласите начальника аэропорта.
— Его нет.
— Умер?
— Вы тут не умничайте, а то я сменного позову, он вам все растолкует. А вы еще и пьяный, нечего на меня дышать.
— Вот и позовите, — присоединился к Гурскому полковник.
— Не буду я никого звать.
— Еще как будете, — зло сказал Александр.
— И нечего на меня так зыркать, много вас тут… — она потянулась к телефонной трубке.
Через некоторое время к ним подошел хмурый мужчина в синей летной форме.
— Сменный заместитель начальника аэропорта, — представился он полковнику. — Сугак Алексей Алексеич. Что случилось?
— Ну как что… рейс задерживается, а это вот… — полковник повел рукой в сторону переполненного зала. — Даже присесть негде. До утра… — И почему-то посмотрел на Гурского.
— Керосина нет, — привычно бросил замначальника и тоже посмотрел на Александра.
— Ну хорошо, — пожал плечами Гурский, осознав, что неожиданно для самого себя стал делегатом от многочисленных угнетенных пассажиров в их борьбе с администрацией аэропорта за свои права. — Нам понятно, что нет керосина. Это мы понять можем. Но именно на этот случай у вас и должна быть гостиница. Мы же не в гости к вам домой напрашиваемся, мы все туг деньги заплатили.
— Была гостиница. Теперь нет, закрыли.
— И ничего нельзя сделать? — робко спросила женщина с усталым лицом.
— А что я могу?
— Вы можете открыть нам депутатский зал, — терпеливо подсказал Гурский. — Или как он теперь у вас
