Смочил холодной водой помазок, выда-вил на него крем и стал густо намыливать отросшую щетину и усы.
Когда, закончив бритье и спрыснув лицо одеколоном, Адашев-Гурский надел черную шерстяную шапочку, раскатав ее на уши, чтобы закрыть волосы, и взглянул на себя в зеркало, он сам поразился происшедшей перемене. Без привычных усов лицо изменилось удивительным образом.
«Может, так и ходить? — подумал было он. Нет, без усов неприлично. Без бороды еще — туда-cюда, но без усов…»
Выйдя из туалета и заперев его за собой на ключ, он пошел к голове поезда, переходя из вагона в вагон, и скоро оказался в плацкартном, где и нашел ту самую воинскую команду. Кто-то сворачивал матрац, кто-то укладывал на верхнюю полку уже свернутый, кто-то жевал, отстраненно глядя в черное окно, кто-то натягивал на себя бушлат.
Гурский прошел в середину вагона, присел за столик на боковое место, засунул сумку под ноги, взял оставленную кем-то затрепанную книжку без обложки, раскрыл наугад и стал размышлять, делая вид, что читает.
«Значит, все-таки прав я, Петя. Пасут меня. Не только нам эта трубка нужна. Все. С этого момента — все. Блин… меня же грохнуть хотели! Ни фига себе!.. Это ж, значит, от самого Питера мы вместе едем. Ну да, аэропорты, вокзал — везде толкотня, все на глазах, да и нигде там я и не тусовался, нырял куда— нибудь каждый раз. Они-то небось думают: нарочно, прятался. Им же невдомек, что я на стакане, что и сам не знаю, куда меня шарахнет в очередной раз. Пьяного же не вычислить. Пьяного Господь бережет. Я и из аэропорта вдруг сорвался без багажа, а только потом вернулся и тем самым наверняка их с хвоста скинул. И в кассах железнодорожных в последний момент билет поменял. Если они меня после аэропорта нашли, то опять потеряли. Но потом все равно нашли. Уж очень в поезде им меня достать удобно. И свидетелей никаких.
Только уж больно неконкретно они как-то… Могли бы по башке отоварить или и вовсе пером под ребро, а уж потом выкинуть. А они — пенделя и все. Почему? Отчего ко мне такое неуважение? Настолько крутые? Или наоборот, интеллигенты какие-нибудь сраные, грех на душу брать не решаются? Странно… К бабе чужой под юбку я не лез, чтобы меня по пьяной обиде замочить, случайная шпана у меня бы карманы прежде всего вытряхнула. Нет, это конкурирующая фирма, точно. Но все равно странно она себя ведет. Ладно, ясно одно теперь — глаз да глаз. Хотелось бы еще немножечко пожить.
Да и глупо было бы: интеллигенты или наоборот, они же сейчас уверены, что я где-то там, в сугробе отдыхаю. Живой, мертвый — не важно. Они же меня выкинули, дверь захлопнули да еще и на замок закрыли. Я же, по логике вещей, если и не насмерть, то уж руки-ноги точно переломать обязан. И если даже живой остался, то все равно никакая им теперь не помеха. Они расслабились. А мы — наоборот. Выходит, преимущество уже на нашей стороне. А было на их. А теперь на нашей. И хорошо. А на вокзале мы их сделаем. Это и к бабке не ходи».
Гурский скользнул глазами по странице раскрытой книжки:
«Раздевайся, сучка… Она принялась торопливо сбрасывать одежду, не сводя с него покруглевших от страха глаз. Уразумев очередной жест, быстро опрокинулась навзничь на постель, замерла. Вадим, не озаботившись снять сапоги и что бы то ни было еще, приспустил штаны, неторопливо навалился, медленно вошел и принялся охаживать ее…»
Приподнял брови и раскрыл книжку ближе к началу:
«Тут как раз начал ощущаться запашок — воняло, признаться, немилосердно. Все еще не справившись с растерянностью, они нелепо, неуклюже топтались возле нар, а понос никак не унимался, штаны, казалось, промокли насквозь, на пол уж вовсю текло и капало».
Раскрыл наугад еще в одном месте:
«…побежишь в милицию и станешь доказывать, что ты — видный шантарский бизнесмен, волею рока оказавшийся в роли бомжа…» Закрыл книжку, и отложил в сторонку. «Ба-атюшки светы… — подумал про себя. — Сколько иронии, сколько поэзии растворено в современной русской беллетристике».
Глава 29
— Комсомольск, подъезжаем, Комсомольск, — прошел через вагон проводник.
Окружающие, взяв в руки поклажу, потянулись к выходу в тамбур. Гурский, стараясь держаться в самой середине, присоединился к ним.
Вместе с зеленопятнистой, одетой в такой же камуфляж гурьбой военных он вышел из вагона и вошел в здание вокзала, на дверях которого болталась наполовину оторванная афиша выставки восковых фигур.
В самом низу афиши Гурский заметил написанный от руки жирным темно-синим фламастером адрес, но, стараясь не задерживаться, разглядел только: «ДК кораблестроителей». Название улицы было написано мельче, и, вынужденный идти внутри плотной группы, он его не разобрал.
Его спутники, очевидно, в большинстве своем знакомы между собой не были и поэтому, не обращая на него никакого внимания, молча шли вслед за старшим. Только один раз, еще при выходе из вагона, кто-то спросил, покосившись на его пустые погоны:
— А нам не сказали, чтобы без знаков различия… А чего ты без бушлата-то?
— Да здесь все, — ответил Гурский, кивнув на сумку.
— Не холодно?
— Свитер теплый.
— Ну, тогда-то что…
Выйдя вместе с воинской командой на привокзальную площадь, Александр незаметно отошел в сторонку и, взмахнув рукой, подозвал машину.
— Куда? — спросил водитель.
— ДК кораблестроителей.
— Садись.
Гурский сел на заднее сиденье и захлопнул дверь. Машина тронулась с места. И снова Александру неожиданно резануло глаз то обстоятельство, что водительское место пустое.
«Как же они так ездят? — подумал он. — А на обгон? Ведь справа же ни фига не видно. Это ведь жирафом каким-то надо быть…»
— Слушай, — спросил он водителя, — а там, возле этого Дома культуры, гостиница какая-нибудь есть?
— Прям рядом.
— Вот. Вот туда и давай.
Подъехав к гостинице и расплатившись с шофером, Гурский вошел в вестибюль и подошел к стойке администратора.
— Добрый вечер. — Он поставил сумку на пол.
— Здравствуйте.
— Поселиться у вас можно?
— А чего ж нельзя. Только вот, — женщина оценивающе посмотрела на него, — свободный у нас только люкс. А иначе — в двухместном. Там мужчина живет один.
— А женщина одна нигде не живет?
— Интересуетесь по женской части? — в глазах у нее появилась заинтересованность.
— Я?! — Гурский округлил глаза и жеманно потупился. — Что-о вы… Давайте, селите меня к мужчинке.
— Заполняйте, — администратор, растерянно отведя глаза, протянула ему бланк.
«Береженого Бог бережет, — думал Александр, поднимаясь по лестнице в двухместный номер. — Гостиница рядом с выставкой, может, и их сюда занесет. Не будут же они при свидетеле подушкой меня душить».
Глава 30
Разбудило Адашева-Гурского чувство голода.
В силу позднего, с точки зрения местного часового пояса, времени поужинать вчера ему так и не удалось. Но с завтраком придется повременить. Прежде необходимо было заглянуть на выставку и осмотреться.
