с отвесными стенами стометровой высоты – и въехали Жилин с Колмановым. Каждый правил своим краулером.
Глеб ехал и улыбался, вспоминая вчерашний «кигол».
Когда его, прилегшего соснуть после смены, разбудил робот-краб, почти новый «арктан» с весточкой от Антона, душа сыграла гамму чувств. И облегчение было, и радость, и злость, и возмущение. Пригасло ощущение вины, и зашевелилась, зацарапалась сметка: ага, пошли разведданные!
Киберсвязник всех перебудил– ночевали ополченцы в свежевыплавленном туннеле, постелив одеяла на теплый пол. До Коцита-4 оставались считанные метры. Яэль стала реветь, девчонки принялись ее утешать, Виджай взялся рассуждать о модельном психологическом кондиционировании и рекондиционировании, а Гошка обозвал его чучелом, явно завидуя Антону с оперативным псевдонимом Стажер… Конечно, в любой день знак удачи мог измениться с плюса на минус. Ну, так… ни природа, ни демиурги страховок не выдают. Глеб призывал себя опроститься и утешаться хотя бы тем, что стажер жив-здоров. И вообще, мелкие неприятности – это не крупные, а крупные – не смерть…
Ущелье то расширялось в долину, то стискивало стены, в одном месте утесы опадали широким разливом щебенки, в другом вырастали метров до трехсот. У их подножия лежали скальные блоки, отломленные у верха обрыва, иной раз такие громадные, что на них спокойно можно было бы разместить дачный поселок. Фиолетовые и синие мхи, довольствуясь инеем и туманами, облюбовали середину каньона, где дольше пригревало солнце. Сейчас, правда, его за тучами не видно было, а без светила холодает сразу и заметно.
Жилин старался объезжать зернистый мох (право, можно подумать, что склон синей икрой намазан!), хотя что моховищам гусеницы? Марс – биологически пассивная планета, хорошо если здесь наберется десятка два выживших видов. Но уж те, что дожили до эпохи глобальной климатизации, – самые стойкие. Эти не пропадут…
– Поворачиваем, – сказал Колманов, – и вверх.
Жилин послал свой краулер по пыльному следу колмановского и осторожно вырулил на узковатый карниз, волнообразно поднимавшийся к тонкослойчатому, сильно выветренному уступу. За ним вставал еще один, и еще… Перевалив последний, Жилин оказался на плоскогорье. В километре к востоку серел купол синоптической базы-лаборатории, похожий на опрокинутый казан.
– Не видать их что-то… – проговорил Колманов, правя на купол. – Если нет, подождем – мимо не проедут, больше тут переночевать негде… Эти-то, которые… ты говоришь, сафари устроили – не экстремалы какие, в тентах ночевать не будут. На фиг надо, скажут…
Оставив краулеры под навесом из панелей солнечных батарей, истертых ветром до подложки, Жилин с «проводником» вошли в купол. База была недавно расконсервирована – воздух нагрелся до плюс двадцати, в библиотеке-лаборатории грудой лежали надувные матрасы и небрежно скатанные одеяла; старая кухонная машина была заляпана сбежавшим кофе. Крошки на полу, окурок в углу, сипящий унитаз-автомат за открытой дверцей туалетного блока – все выдавало гостей не очень-то культурных и далеко не чистюль.
– Чтоб я еще раз вас сюда пустил… – бурчал Колманов, ожесточенно оттирая панели УКМ. – Привыкли, что за ними киберы ходят… А у самих что, руки отвалятся? Будешь чай?
– Буду, – кивнул Жилин, выглядывая в окно.
– Что-то мне тут Наташка насовала… – Колманов развернул пакет и заглянул в него. – Печенье!
– Пойдет…
Странно, но тишина вокруг, закипающая вода, Колманов, выкладывающий съестное, – все это шумство и беззвучие, сродственные пикнику или выезду на дачу, не расслабляли Глеба. Настороженность не уходила – уши вычленяли новые звуки, глаза нет-нет да и поглядывали на окна, а правая рука всегда оставалась свободной… Впрочем, он не очень-то и страдал от постоянной алертности. Всегда быть на взводе – это нормально, такая привычка досталась ему от предков, а те унаследовали ее от своего тотемного животного. Да не особо-то теперь и понежишься, даже если и захочешь. Антон в тылу врага. Ковальский на задании. Бранкевич с Шуйбэнем роют «Нору». Да и сам-то ты весь на виду – вот как заметят с воздуха, куды бечь?
– Пурпуры… – произнес как бы про себя Колманов. – Вот тебе и пурпуры… Ты извини, что я тогда на тебя взъерепенился…
– Да ладно… – свеликодушничал Жилин.
– Муторно на душе… По идее не мы, а Совбез должен «Еры» заниматься…
– Нет, они что-то такое готовили, – вступился Жилин за бывших коллег. – Я так, краем уха слышал… Там что-то было про блокаду, про усыпляющие бомбы…
– Они-то готовили, – проворчал фармбой, – а им не дали! Вызвали на ковер, настучали кулаками, обрызгали слюной… Догадываешься почему?
– Голоса, – коротко сказал Жилин.
– Точно! Пурпурные – кто? Пурпурные суть «вооруженный отряд партии», боевой авангард неработающего класса, а не работает подавляющее большинство активного населения! Вот и финтят политики. И эс-бэ велят прогибаться. А то как же! Прижмут эсбэшники хвост уроду этому, Локи, а вдруг электорат обидится? Возьмет да и прокатит на выборах!
– Они когда-нибудь доиграются, – сказал Жилин, выглядывая в окно. – Дождутся, что банды пурпуров вырастут в армии! И придется вести уже настоящую войну! Как тогда, с Халифатом. Да и с Гитлером то же самое…
– Ну, так… – усмехнулся Колманов. – Дороги-то мы, слава богу, построили. Еще б вторую российскую проблему решить… А это болячка застарелая… Все эти пурпуры, они что – сами по себе завелись? Сами же их расплодили! Кто этих дурачков просил труд отменять? Вы бы сначала замену ему нашли, правильно? А потом бы уже и сокращали этих… рабочих и крестьян. Постепенно! Сначала бы с производства, потом со сферы обслуживания. А то устроили дурдом какой-то!
– Да уж… – усмехнулся Жилин. – Что дурдом, то дурдом… Все как с ума тогда посходили. С утра до вечера – демонстрации, манифестации, пикеты, митинги… «Да здравствует коммунизм!», «Изобилие – массам!», «Благополучие – для каждого, стабильность – для всех!» Сплошь и рядом – лозунги, призывы…
