Уахенеб низко поклонился и покосился в сторону главного входа. Там топтался темнокожий человек. Он нервно оглядывался. Уахенеб быстро подошел к нему и спросил:
– Ты послан теми, кто услышал зов вождя?
– Да! – вздрогнул мавр.
– Ступай за мной.
Уахенеб провел посланника за чащу колонн и поднялся с ним на узкий балкон. Отсюда были хорошо видны термы Траяна.
– У вождя больше нет золота! – сообщил Уахенеб.
Лицо мавра исказилось.
– Он обещал! – прошипел посланник.
– Квиет не выполнит обещанное! – отрезал Уахенеб. – Но вы можете получить золото у тех, кто верен императору Адриану!
– Мне все равно! – гневно сказал мавр. – Наши мечи служат тому, кто платит! Но почему я должен верить тебе?
– Потому что золото у меня с собой, – усмехнулся Уахенеб. – Посмотри вон туда! Видишь? Это термы. А на углу стоят две лошади. Их груз тяжел, они навьючены золотыми монетами!
На губах мавра заиграла слабая улыбка.
– И когда я… когда мы получим их? – спросил он.
– Присягнете в верности императору Адриану, и одна из лошадей – ваша!
– А другая? – насторожился мавр.
– Как только одержите победу в первом бою с врагами императора!
– Справедливо… – протянул мавр и скуксился: – Все равно, принимать решение буду не я, а Богуд, он над нами главный.
Уахенеб холодно усмехнулся и выложил то, что хозяин называл странным словом «сюрпрайс».
– Богуд не примет решения! – четко произнес он. – Квиет зарезал Богуда!
Черный мавр посерел лицом.
– Поклянись! – выдавил он.
– Клянусь священной девяткой,[141] – твердо сказал Уахенеб, – это правда!
– Богуд был мне как брат… – глухо проговорил мавр и гордо вскинул голову. – Я возьму лошадь и ее груз! Но не для себя, для своих воинов! А мне заплатит Квиет!
– Я не требую с тебя клятвы верности, – молвил Уахенеб, – но дай мне слово чести, что ваши клинки не будут искать нашей крови!
Мавр помотал головой и поднял правую руку.
– Обещаю, – сказал он торжественно, – что эта рука не нанесет удара воинам императора римлян! Клянусь здоровьем своей матери, лоном жены своей, жизнью сына своего!
– Я принимаю твою клятву, – сказал Уахенеб потеплевшим голосом. – Как мне звать тебя?
– Имя мое – Сетх!
– Удачи, Сетх! И – добычи!
Первый раз в жизни Лобанов миновал ворота Кастра Преториа. Лагерь напоминал разворошенный муравейник. Или общий зал редакции женского журнала, куда хохмачи подбросили мышек. Преторианцы носились, как наскипидаренные, пешие и конные, в чинах и рядовой состав. Ворота охранялись усиленно, но «аусвайс» не дал осечки – Сергея, Эдика, Искандера и Гефестая пропустили без разговоров.
– Явились! – хмыкнул Аттиан при встрече. – Не запылились!
Лобановцы молча построились, внимая непосредственному начальству.
– Ругать вас совесть не позволяет, – проворчал префект, – хотя руки чешутся всыпать вам плетей!
– За что?! – горько спросил Эдик, малость перебирая в трагичности.
– За самовольство! – рявкнул префект. – Вы с блеском выполнили два задания подряд, но ни одного из них я вам не давал!
– Времени не было, – спокойно объяснил Лобанов.
– Знаю, – буркнул префект.
– Мы больше не будем! – преданно вытаращился Эдик.
Аттиан хмыкнул и рассмеялся.
– Клянусь Юпитером! – сказал он. – Таких, как вы, у меня еще не было! – Помолчав, префект добавил: – Могу поздравить! Вам удалось перекрыть почти все золотые ручейки, консуляры остались без средств! Но это еще не конец! – Подойдя к окну, Аттиан протянул: – Да, это еще не конец… Принцепс прибудет в Брундизий еще до июльских ид, а на носу уже календы![142] Короче говоря, вот вам третье задание – и мой первый приказ: вы должны взять живьем всех четверых консуляров и доставить сюда! Я лично посажу эту банду за решетку!
