«множества облыжных клевет на христианнейшего государя Альбериха и святого папу Льва»…
– Вылазь! – махнул мечом солидарий.
– Ты когда в последний раз мылся? – спросил Сухов, кривя лицо.
– Разговорчики… – пробурчал солидарий, благоразумно отступая в сторону.
Олег прошагал под глыбистые своды штольни-входа. Когда-то Маммертин поставлял туф, но еще при цезарях в здешние каменоломни начали сажать – и строить ничего не надо, и не сбегут. Это тебе не замок Иф, толщу горных пород не проколупаешь столовым прибором…
Чем дальше уходил коридор, тем темнее становилось. Стражники зажгли факелы.
В оранжево-красном, прыгающем и колеблющемся свете тюрьма приобрела вид ещё более пугающий и зловещий. Как же это было ужасно – годами сидеть в этой духоте и тьме, терзаясь пыткой недоступности света, свежего ветра, книг, женщины, работы…
Паче чаяния, в яму Олега не упрятали. Тюремщик разомкнул тяжелый засов на решетке и пропустил Сухова в темницу, длинную и узкую, как пенал. Солидарии развернулись кругом и утопали, а тюремщик задержался. Толстый, усатый, румяный, он меньше всего походил на вертухая – ему бы в лавке молочной торговать. Потоптавшись и покашляв, он неуверенно предложил:
– Может… того… факел оставить?
– Спасибо, – улыбнулся Олег. – Я не боюсь темноты.
– А-а… Ну ладно тогда. Там солома в углу, располагайтесь…
Шумно сопя, он ушел, и прыгающие отсветы утянулись за ним следом. Прихлынула тьма и затопила все вокруг. «Темнота – друг молодежи» – вспомнил Сухов веселую поговорку. Друг-то она друг… только не здесь. В Маммертине тьма была опасным противником, ежечасно отшелушивавшим здравый ум, сводившим с него… если воля узника оказывалась слабее мрака и тишины. Каменный мешок. Ну, мешки бывают и с дырками… Олег подергал и пошатал прутья решетки. В три пальца толщиной, прутья стояли неколебимо. Ладно… Магистр почувствовал усталость. Немудрено – весь день крепость защищал. Он добрел до вороха свежей соломы в углу, лег и уснул.
Сухову снился приятный сон, и он недовольно сморщился и сощурился, когда его разбудил свет факела и тихий женский голос. Олег приподнялся на локтях, все еще пытаясь уловить обрывки таявшего сновидения, и глянул из-под руки на решетку. За нею стояла девушка или молодая женщина. Тёмный и глухой чехол монахини висел на ней безобразным мешком, пряча фигуру. У Олега сразу что-то заёкало внутри – неужто аутодафе?! На фиг, на фиг… Всё, больше он не станет покоряться арбалетам! Лучше выглядеть святым Себастьяном, чем Джордано Бруно. А уж тризну по себе он справит загодя, прихватит с собой стольких, скольких успеет… Но что за страхи, в самом деле?!
– Олег!.. – негромко позвала монахиня.
Э, нет, так на казнь не зовут… Господи, какой знакомый голос! Мерещится ему, что ли? Сухов упруго встал и широкими шагами приблизился к решетке. Невозможно…
– Алёна?! Ты?!
– Я, я! – ответила женщина, смеясь и плача. – Бедненький мой! Сейчас я тебя вызволю…
– Но… как? – вымолвил Сухов, всё ещё не способный прийти в себя.
– Меня патриарх направил, своею тайной посланницей… – проговорила Мелиссина, тягая хитрый засов. – Это моя вина, что Альберих поднял мятеж, – я сама его подзуживала, и вот…
С третьей попытки она открыла решётку. Олег не сдержал порыва – облапил жену и стал тискать.
– Солнышко моё лучистое… Господи, как же я рада, что ты жив!
– А уж как я рад… Какого… этого… он тебя послал? Ума последнего лишился?
– Патриарха беспокоила Марозия, хотя блуд у Святого престола его, по-моему, даже возбуждал… – проговорила Елена, переводя дыхание. – И решил Феофилакт, что нельзя Рим превращать в Вавилон! А я не нашла ничего лучше, как свергнуть Марозию руками её сына… Господи, когда прибежал Котян и сказал, что видел тебя, я чуть с ума не сошла! Если бы они тебя… казнили бы тебя, то я… Ах, я не знаю, что бы тогда делала!
– Котян здесь?! Здорово!
– Да, и ещё Тарвел, Органа и Куверт! Они булгары, но хорошие…
Тут за изгибами коридора заплясали огни факелов и донеслись голоса.
– Это гвардейцы! – ахнула женщина и схватила Олега за руку. – Бежим скорее! Я сюда по катакомбам прошла…
Они побежали.
В темноту, подальше от пятен красного света, и чудилось Сухову, что блики отбрасывает костер с лобного места… Неровными, осыпавшимися ступеньками чета спускалась все ниже и ниже, но дышалось как на вершине высокой горы – лёгким не хватало воздуха.
Послышался взрыв проклятий – солидарии обнаружили пустую камеру. Олег отнял у женщины факел и пошёл впереди.
– Тут тупик, – сказал он, поднимая факел повыше, – у стен – ямы с решетками…
– Нам во вторую с конца!
Олег взял Елену за руку и повел за собой.
– Откуда на тебе это ужасное платье?
– Мне его дала аббатиса монастыря Святой Цецилии – я там скрываюсь. А Котян с булгарами прячутся в Садах Саллюстия, там такие дебри… Осторожно, тут яма!
– Глубокая?
– Да как сказать… Лично я еле из неё выбралась. Тут раньше преступников держали.
– Ну-ка, посвети…
Олег спрыгнул в яму и помог спуститься Елене. По ногам дунуло сквозняком – лаз выходил под «нарами» – грубо обтесанным каменным блоком. Сухов полез первым, жена поспешала за ним. Ход вскоре сделался повыше, Олег встал на четвереньки. Подняться на ноги удалось только в древней выработке, где во времена Империи добывали туф.
– Осторожно! – сказала Елена. – Тут тоже ямы!
– Я вижу…
Сухов стороной обогнул провал глубиной в два его роста, перевалил через кучу породы и вышел сразу к четырем зияниям в неровной стене со следами, оставленными кайлом и бурами.
– Тут четыре дыры…
– Нам во вторую! Что слева… Нет-нет, справа!
Опустившись на четвереньки, они пролезли под нависшей твердью. Господи, подумал Олег, ни креплений, ничего… И «миллиард тыщ» пудов сверху.
– Подожди! – сказала Мелиссина. – Аббатиса говорила, что надо обрушить блоки за собой!
– Блоки? Где? А, вижу…
Отведя женщину под своды полукруглой штольни, Сухов вернулся к нагромождению тяжеленных глыб туфа – скверно обработанных кубов. Блоки качались в неустойчивом равновесии, подпертые бронзовым ломом. К лому была привязана веревка. Вытравив ее до конца, Олег натянул канат и дернул за него. Лом со звоном запрыгал по камням, а блоки пошатнулись и грохнулись, заваливая проход.
Стряхивая пыль и камешки с волос, Сухов вернулся к Елене. Когда он коснулся её плеча, женщина вздрогнула и крепко ухватилась за него обеими руками.
– Я так перепугалась! – сказала она жалобно.
– Всё, – утешил ее Олег, – теперь они к нам не сунутся.
– Ну и слава Богу…
– А куда мы хоть идем?
– Тут в одном месте можно пройти в часовенку, а оттуда – к нашим. Скоро уже! Сейчас… так… сейчас развилка должна быть…
– Вижу.
– Нам по тому коридору, что вниз спускается!
Сухов повёл Елену по спуску в разработку с низким потолком, подпёртым, будто толстыми колоннами, невыбранной породой. Ещё коридор, ещё развилка, ещё спуск… Повеяло сыростью.
– Здесь у меня где-то должна связка факелов лежать… – проговорила женщина. – А, вот она! Иди сюда,
