Возле изгороди дона Якопо Алоизи я поравнялся с Золотничком, который упал и рассадил колено.
— Попробуй догони этот табун! — хныкал он.
Интересно, что теперь у них на уме, думал я, глядя, как вся шайка взбирается по отлогому голому склону. Подъем все равно оказался нелегким, хорошо еще, что солнце почти закатилось.
Золотничок, прихрамывая, едва поспевал за мной. Остальные ушли так далеко, что казались нам маленькими черными точками на желтом склоне. Внезапно мы столкнулись с Джованни, который продвигался вперед короткими зигзагообразными перебежками.
— Куда тебя черт несет? — сказал я.
— А ты думал, тебе одному хочется на солдат поглядеть? Как чуть что, так вы за мной хвостом, а теперь меня побоку, да?
Мы не ответили и пошли дальше уже втроем. Золотничок все время жаловался на ушибленное колено:
— Ох, прямо огнем горит!
В довершение всего мы боялись, что Тури нас заметит и начнет швыряться камнями. Но этого, слава богу, не произошло: когда мы присоединились к остальным, они были так поглощены происходящим в лагере, что и внимания на нас не обратили. Лишь Тури, покосившись в нашу сторону, презрительно сплюнул.
— А это еще что такое? — раздался голос Нахалюги. — Будто плачет кто, верно?
Солнце уже окрасило в красный цвет верхушки палаток; солдат с такого расстояния было почти не видно. Джованни неотрывно глядел вниз, но своего удивления старался не выказывать.
Откуда-то справа действительно доносились жалобные звуки.
— Может, это ветер? — предположил Карлик.
— Да ты что! — усмехнулся Нахалюга. — Ветра и в помине нет.
Мы, стараясь бесшумно ступать по траве, двинулись на этот странный звук. Тури внезапно остановился и хлопнул себя по лбу.
— Ну и болваны! Это же коза. Небось заплутала. Бьюсь об заклад, это коза старого Яно. Пошли обратно.
Но Кармело, забежавший чуть вперед, стал знаками подзывать нас.
— Так, — пробурчал Тури. — Еще один болван нашелся, только время с ним потеряем. Ну чего тебе?
— Вон! — Кармело указал на небольшую каменистую лощину, посреди которой росли два оливковых дерева.
— Ложись! — приказал всем Тури.
Первым повалился Джованни. Свесившись с уступа, мы увидели козу, привязанную к камню; над ней склонились двое солдат, один из них — нам видна была только белобрысая макушка, — похоже, держал козу за ноги.
— Эй, ты, пошевеливайся, — сказал ему второй солдат, весь в морщинах и со спутанным чубом.
— Ага, сам попробуй, — отозвался белобрысый. — Видишь, не идет она.
— Вот дубина! Ничего без меня сделать не может.
Коза упиралась, взбрыкивала и жалобно блеяла.
— Да подержи ты ее за рога! — взмолился первый. — А то я с ней совсем умаялся.
— Только этого мне не хватало!
Второй нехотя подошел и схватил козу за рога, но та продолжала мотать головой и лягаться.
— Да что ж такое, не могу сладить с этой проклятой козой! — причитал блондин.
— Ты сам козел! — обругал его другой.
— Вы гляньте, что они замышляют! — ахнул Джованни.
— Тихо! — прошипел Тури.
— А что?
— Э, да так у них ничего не выйдет, — сказал Золотничок со знанием дела. — Видали, как наш мясник Пино козу режет?
— Да заткнитесь вы! — рявкнул Тури. — Вон винтовки стоят, сейчас они их возьмут да как пальнут по нам.
И верно, возле груды камней поблескивали два ствола. Вокруг ничего не было слышно, кроме отчаянных воплей козы, напоминавших человеческие. Белобрысый солдат поднялся, и мы увидели, что он совсем еще молодой. Его приятель рядом с ним казался могучим как дуб.
— Привяжи ее к дереву и держи за рога, — скомандовал белобрысый.
— Давайте камнями их забросаем, — предложил Чуридду.
Нахалюга так саданул ему кулаком, что аж звон пошел, но солдаты, занятые своим делом, ничего не заметили.
— Не могу больше! — стонал верзила. — Она же мне живот пропорет.
У него вздулись жилы на шее и будто прибавилось морщин.
— Ну хватит! — не выдержал белобрысый. — Брось ее.
— И то правда, — кивнул второй. — Черт с ней совсем.
Очутившись на воле, коза стала как бешеная скакать вокруг дерева.
— Я знаю, что делать, — заявил белобрысый солдат и примкнул штык винтовки.
— Ишь ты, догадливый, — похвалил второй. — И быстро, и скотине мучений меньше.
Они громко загоготали и двинулись на козу, вылупившую на них глаза.
Через секунду раздался душераздирающий крик: так кричит, наверно, человек, когда ему всадят нож в спину. И крик этот раскатился по горам эхом, громом, скорбным материнским плачем.
Чуридду и Кармело заткнули уши; Карлик, Золотничок и Агриппино тряслись всем телом и беззвучно шевелили губами.
А животное наконец умолкло, осев на задние ноги. По камням заструился красный ручеек. Гигант стоял над козой, глядя куда-то вдаль — может, на нас? Мы поспешно присели.
— Видите? — сказал Тури. — Кровь.
— Ну слава богу! — выдохнул белобрысый. — Наконец-то!
— Отойди-ка, теперь я, — пробасил великан и тоже проткнул штыком несчастную козу.
— Ну и зверюги! — прошептал Джованни.
Красный ручей постепенно окрашивал свинцово-серые камни; коза издавала предсмертные хрипы. Белобрысый сел на землю, прислонился к стволу оливы и стал вытирать окровавленный штык. А гигант, согнувшись в три погибели, все пыхтел над козой.
— Кончено! — Он вздохнул, поднялся и вдруг запел:
Кто бы мог подумать, что у этого скота окажется такой чистый, приятный голос!
Издалека кто-то подхватил напев — то ли солдат, то ли крестьянин из ближней деревни. Белобрысый продолжал начищать штык — поплюет на него, а потом надраивает тряпкой.
Такие голоса только у настоящих певцов бывают, подумал я, слушая песню второго солдата.
Верхушки олив слегка задрожали от налетевшего свежего ветерка.
— Хорошо поет! — восхитился Золотничок. — Ну прямо как в опере, правда?
Коза снова попыталась встать, но, не удержавшись, повалилась на бок в заросли чертополоха.
— Гляньте, кровь-то так и хлещет, — заметил Пузырь, краснощекий толстяк из шайки Джованни.
Белобрысый солдат поднялся, закинул на плечо винтовку.
Мы все уже порядком притомились; Кармело и Карлик, то и дело сплевывая, улеглись на камнях, вытянув ноги.
— Э, да они сюда идут! — испуганно воскликнул Нахалюга, указывая на солдат.
