Фродо:
«Только извините, грубо скажу, не по делу вы уезжали. Это же надо — продать Торбу–на–Круче, и кому? Вот где и началось безобразие».
В словах старика звучит явный намек на то, что в постигшей Хоббитанию беде Фродо повинен, быть может, не меньше, чем его родственничек Лотто. А дальше старик продолжает так:
«Вы там разгуливали в чужих краях, загоняли на горы каких–то черномазых — если, конечно, верить Сэму, хотя, зачем вы их туда загоняли, я у него не допытывался. А тут — набежали какие–то сукины дети, срыли нашу Исторбинку, и картошки мои пошли псам под хвост!»
Следом за вселенской битвой, произошедшей после войны чародеев — Гэндальфа с Черными Всадниками и назгулами, началась война куда более прозаическая — грабительекая: банда лиходеев учиняет разбой в Хоббитании и порабощает ее обитателей. Надо действовать — решительно и беспощадно. И если кто и сопротивляется бандитам и хоть как–то сдерживает их за пределами их логова, в Смиалах, так это, разумеется, хоббиты–беляки — Туки. Однако им недостает настоящих, геройских предводителей.
Между тем бандиты стремятся установить порядок, подобно всем диктаторам. «Порядок надо навести, чтобы все вы себя помнили», — заявляет Фродо один из бандитов. А теперь давайте поглядим, что это был за порядок, когда бразды правления взял в свои руки самозванец Лотто, а за ним — Шаркич.
«Памятные, любимые дома будто смело; кое–где чернели пожарища… Между Озерным побережьем и Норгордской дорогой громоздились уродливые новостройки. Там, где прежде была тополиная аллея — не осталось ни деревца. А дальше… торчала громадная кирпичная труба, извергавшая клубы черного дыма».
Оскверненная Хоббитания до боли напоминает страну с поруганными тысячелетними жизненными устоями, пошатнувшимися под натиском промышленной революции, которую, со всеми ее пороками, как мы дальше увидим, неустанно осуждал Толкиен, отказавшийся даже пользоваться своим автомобилем.
Механизм адской машины прогресса, по словам фермера Коттона, был запущен так:
«Начал все это паскудство Чирей… ему, видно, хотелось прибрать все на свете к рукам и стать самым–самым главным. Глядь — а он уже нахапал выше головы и подряд скупает мельницы, пивоварни, трактиры, фермы и плантации трубочного зелья».
Таким вот образом Лотто, сиречь Чирей, и стал первым в истории Хоббитании капиталистом; установленный им «капиталистический» порядок и приведет вскоре к разорению благоденственной Хоббитаии. В действительности же этот самый Чирей извратил понятие «капитализм», превратив его, если угодно, в фашизм, а вернее — большевизм. Бандиты, повинные в обнищании, характерном для всех коммунистических стран, называют себя «учетчиками» и «раздатчиками», в точности как во времена Ленина, когда отряды продразверстки разъезжали по деревням и отбирали у крестьян хлеб — так сказать, реквизировали.
«Шныряли, обирали, взвешивали и куда–то для сохранности увозили. Учета было много, а раздачи, можно сказать, никакой».
Как мы уже говорили, произведение Толкиена не следует рассматривать как притчу или аллегорию. Но в главе «Оскверненная Хоббитания», написанной в 1940–е годы, — а это было самым страшным десятилетием XX века — предостаточно сходства с тоталитарными системами, которые в то время противостояли друг другу с целью завладеть богатствами всей планеты. В этой же главе ощущается и тревога Толкиена за состояние природной среды, особенно при появлении Шаркича, то бишь Сарумана, поклявшегося отомстить хоббитам (повинным в том, что онты напали на Изенгард), сделав их землю «навеки бесплодной»:
«Охранцы у него под рукой ходят, а он им: круши, жги, ломай! Теперь и убивать тоже велит. Вот уж, как говорится, хоть бы дурного толку — нет, и того незаметно, все без толку. Рубят деревья, чтоб срубить, жгут дома, абы сжечь, — и ничего, ну совсем ничего не строят… Ну, с тех пор как Шаркич явился, зерна и не надо. Они там только трах–бах и пых–пых: пускают вонючий дым; ночью–то в Норгорде, поди, и не уснешь. И гадят — нарочно, что ли, не понять; загадили Нижнее озеро, а там и до Брендидиума недалеко. В общем, ежели кому надо, чтобы Хоббитания стала пустыней, то все оно правильно».
Грохот, грязь, продразверстка, уничтожение деревьев и целых лесов, старых трактов и домов — это и есть комплексная программа технократической модернизации, блестяще разоблаченной Толкиеном, за что он и заслужил славу у студенческой молодежи, рьяно выступавшей против общества потребления в 1960–х годах, а потом вдруг почему–то присмиревшей.
Борьба хоббитов за освобождение их родной земли от «раздатчиков» была короткой, но кровопролитной. Сначала хоббиты взяли в плен бандитский отряд, убив его командира. Потом бандиты нагрянули сотнями. Но Пиппин объявил общий сбор, а Мерри, знавший родной край как свои пять пальцев, подготовил врагам западню. На сей раз до психологической войны не дошло — пришлось рубить бандитов чуть ли не в пух и прах, благо те, как оказалось на поверку, совершенно не умели воевать, а хоббиты, под началом Пиппина и Мерри, были отлично подготовлены и действовали все заодно. Правда, из двух военачальников на поле брани больше блистал доблестью Мерри — он зарубил главаря бандитской шайки, «огромного косоглазого ублюдка», под стать всем злодеям у Толкиена. Из этого можно заключить, что Мерри и впрямь стал более искусным воином, нежели его двоюродный братец, ну а в ратных делах он преуспел, в частности, и во время битвы Теодена с назгулами. Что же касается Фродо, то он, хотя и «был в гуще боя, но меча не обнажил; он лишь уговаривал хоббитов не поддаваться гневу и щадить врагов, бросивших оружие».
Но вот битва у Приречья завершилась, и хоббиты наконец смогли вздохнуть спокойно и снова зажить мирной жизнью, тем более что они это заслужили. Над Хоббитанией поднялась золотая заря, ознаменовав поворот в ее истории:
«С тех самых пор дела у Кроттонов пошли в гору, да еще как! Но Кроттоны Кроттонами, а все Списки возглавляли имена главных полководцев: Мериадока и Перегрина».
Сведя счеты с Саруманом и прихвостнем его Гнилоустом, хоббиты взялись за труды праведные, чтобы вернуть стране прежний вид.
«Когда надо, хоббиты трудолюбивее пчел. К Просечню(38) от ширрифских участков и других строений охранцев Шаркича ни кирпичика не осталось и ни один не пропал: многие старые норы зачинили и утеплили».
Но по всему Княжеству «главный урон был в деревьях», а деревья, как мы знаем, имели для Толкиена важное значение, притом настолько, что он даже ввел в повествование онтов — лесных существ, живущих вдали от всех и говорящих на своем — «лесном» языке. И тут приходит черед Сэма: с помощью дара Галадриэли он берется возродить то, что загубил на корню Саруман.
Прекрасно понимая, что каждое зернышко на вес золота, и следуя совету Фродо, Сэм «сыпнул пыли повсюду, где истребили самые красивые и любимые деревья… Ну а весной началось такое… Саженцы его пошли в рост, словно подгоняя время, двадцать лет за год. На Общинном лугу не выросло, а вырвалось из– под земли юное деревце дивной прелести… Да, это был мэллорн, и вся округа сходилась на него любоваться».
После невзгод в Хоббитании настали поистине золотые времена, ознаменовавшие верх счастья и благоденствия для всего маленького народа. На сей раз Толкиен действительно говорит не о закате, а о бесподобном возрождении, небывалом успехе и росте благосостояния хоббитов. Княжество превращается едва ли не в дивную страну эльфов: «и правда, на всем лежал тихий отсвет той красоты, какой в Средиземье, где лето лишь мельком блеснет, никогда не бывало».
Благоденствующая Хоббитания была сродни Дориату Лучиэни и Лориэну Галадриэли, причем великое процветание осенило и хоббитов, и чад их:
«Был 1420 год сказочно погожий… Все дети, рожденные или зачатые в тот год, — а в тот год что ни день зачинали или родили, — были крепыши и красавцы на подбор, и большей частью золотовласые — среди хоббитов невидаль».
Такое изобилие златокудрых детишек вполне соответствует представлениям Толкиена о человеческой красоте: лучше всего быть рослым и светловолосым. Вместе с тем золотой цвет — знак Солнца, знаменующий благополучие хоббитов. А это, в свою очередь, связано с богатыми урожаями ячменя, хлеба, винограда и трубочного зелья, имевшего в мирке хоббитов важное значение — посвятительное.
Однако же золотые дни наступили не для всех. Сэм благодаря своим успехам в садоводстве начал
