пользоваться всеобщим авторитетом, Пиппин и Мерри стали «на диво рослые и статные… еще приветливее, шутливее и веселее».
Иная участь постигла Фродо: для соплеменников он вдруг стал чужим: «Сэм не без грусти замечал, что не очень–то его чтут в родном краю».
И это удручало его тем более, что в авторитетность и влиятельность он верил больше своего хозяина. Сэма изберут и будут переизбирать еще не раз главой Хоббитании, о чем мы уже упоминали. Миролюбивый нрав на поверку вышел Фродо боком, равно как и то, что сам он и его дядюшка Бильбо слыли среди хоббитов чудаками, не такими, как все. А ведь на долю Фродо, как главного Хранителя Кольца, выпало куда больше страданий, нежели на долю любого другого члена братства, к тому же он был тяжело ранен, отчего его часто поражает странный недуг, который не в силах излечить ни Гэндальф, ни Арагорн. Вот как он сам все объясняет Сэму:
«Я хотел спасти Хоббитанию — и вот она спасена, только не для меня. Кто–то ведь должен погибнуть, чтоб не погибли все: не утратив, не сохранишь».
И тут Фродо подобен Моисею, который не может ступить на землю, обещанную его народу. Но нет горечи в его словах, когда он признается: «Я ранен, ранен глубоко, и нет мне исцеления». Как бы то ни было, ранение, тяжелое и опять–таки посвятительное, делает его исключительным, загадочным и отстраненным от других: он и хоббит, и, вроде бы, уже не хоббит, а герой, превзошедший самого себя, своего рода жрец и чародей, в чем–то сродни Гэндальфу и Саруману до его падения. К Фродо больше подходит библейская максима «нет пророка в своем отечестве» — отечестве, которое он вскоре покинет опять же без горечи в сердце, но и без благословения соплеменников.
Впрочем, Фродо осталось довершить еще одно дело, прежде чем вместе с Галадриэлью и Элрондом взойти на корабль в Серебристой Гавани и отправиться к далеким мглистым берегам. Дело это стало привилегией, которую Фродо было суждено разделить с Сэмом, также державшим в своих руках Кольцо, — дописать рукопись, начатую, но не завершенную старым чудаком Бильбо.
«Заглавия вычеркивались одно за другим: Мои записки. Мое нечаянное путешествие. Туда и потом обратно. И что случилось после. Приключения пятерых хоббитов. Повесть о Кольце Всевластья, сочиненная Бильбо Торбинсом поличным воспоминаниям и по рассказам друзей. Война за Кольцо и наше в ней участие».
Таким образом, взявшись за продолжение рукописи, Фродо решил поведать обо всем, что приключилось с ним и его верными спутниками за все время Войны за Кольцо. Засим он уплывает на струге, построенном Корабелом Кирданом, в чудесной компании с Гэндальфом, также завершившим свои дела в Средиземье, и эльфами. А Сэм провожает его вместе с разудалыми и развеселыми по–прежнему Пиппином и Мерри, которым уж очень не хотелось, чтобы Фродо от них «удрал». Возвратившись же домой, Сэм глубоко вздыхает и молвит: «Ну, вот я и вернулся». Но лишь затем, чтобы скоро снова отправиться в Серебристую Гавань, а оттуда — еще дальше, вслед за солнцем, подобно бессмертным героям кельтских легенд.
Глава вторая
Народы и феодальный мир
Мир Толкиена — мир первозданный, или, как любят говорить сегодня, первичный. И живет он по внутренним законам, больше свойственным нашему средневековью. В отношениях между Илуватаром и Айнур, Айнур и майар, эльдар и Айнур, людьми, гномами и другими народами существует четко обусловленная иерархия.
Красота Айнур особенно ощущается в «Айнулиндале», где они под руководством Илуватара слагают Великую Музыку, соблюдая при этом строгую подчиненность. Можно вспомнить, что, по мнению Толкиена, преклонить голову перед сеньором для преклоняющего значило нечто большее, чем, быть может, для того же сеньора…
«И вот созвал как–то Илуватар всех Айнур и дал им сыграть мелодию, возвышенную и прекрасную, каких они прежде не слыхали. Блистательное начало и восхитительное окончание до того очаровали Айнур, что они простерлись пред ним ниц, не в силах вымолвить ни слова».
Айнур–музыканты всецело подвластны воле дирижера и сочинителя. Перед ними две партитуры: одна — о начале, другая — о скончании веков.
«Мелодии Илуватара зазвучат истинно и дойдут до самого их естества — каждый услышит и свою партию, и другие, и довольный Илуватар распалит их души тайным пла-
Хотя о том, что представляет собой этот тайный пламень, не говорится ни слова, из приведенных строк вполне можно заключить, что Илуватар — Единый бог, а Айнур — покорные ему ангелы, слагающие по его воле великую, несравненную музыку. Итак, Айнур подвластны Илуватару.
Все, кроме одного. Мелкор явно отличается от остальных. Непокорный Ангел, Лучезарный Исполин, он желает играть свою собственную музыку. Мелкор одинок и очарован Пустотой, где он тщится отыскать неугасимый светоч. Но у Мелкора ничего не выходит, Илуватар гневается и изрекает, что «нельзя сыграть мелодию, коли источник ее не во мне».
Как бы то ни было, именно Айнур привели детей Илуватара в уготованное им жилище.
«Детьми Илуватара были эльфы и люди, Первенцы и Наследники».
Мятежный Айну Мелкор, возомнив себя всесильным, возжелал подчинить детей Илуватара своей воле, ибо «он завидовал дару, коим оделил их Илуватар, и хотел иметь слуг и верноподданных, дабы те величали его Властелином, а сам он мог бы повелевать чужой волей».
Каждый Айну–родоначальник унаследовал стихию: Ульмо — воду, Манве — воздух, Ауле — землю, а что до огня, его можно было бы оставить Мелкору, который, как сказал Ауле Илуватар, «знал, что его ждет огнедышащее пекло», и уж очень любил играть в крайности — со льдом и с огнем.
Мелкору так хочется повелевать другими, что он решает освободиться из–под власти Илуватара. Подобное сочетание ярого анархизма и авторитаризма свойственно многим диктаторам нашего времени. Во всяком случае, Толкиен дает понять, что мятежный ангел ведет себя парадоксально: он восстает против Божьей воли, дабы облечься своей собственной властью, а вовсе не затем, чтобы сеять вокруг себя свободу и добро. Мелкор желает, чтобы земля стала его единоличным царством, и мало–помалу разрушает творения Валар.
А вот что еще пишет Толкиен о Валар:
«Их было девять величайших и благороднейших, но один, Мелкор, сделался отступником, и тогда их осталось восемь — Аратар, Правителей Арды, и звались они так: Манве и Варда, Ульмо, Йаванна и Ауле, Мандос, Ниенна и Ороме. Манве был среди них главный — он следил, чтобы они хранили верность Эру; они были едины в своем величии и несравнимы с другими, будь те из Валар или майар, и ни с одним существом из тех, что Илуватар послал на Эа».
Что до майар, Толкиен представляет их так:
«С Валар пришли другие духи — они существовали задолго до Сотворения мира, как и Валар, правда, были они рангом ниже. То были майар, подданные Валар, их подручные и прислужники. Эльфы не знали им числа, и мало кто носил имена, похожие на те, что значились в языках, на которых говорили Дети Илуватара».
И вновь Толкиен обращает наше внимание на то, что Валар и майар связывали феодальные отношения.
Валар — еще и культурные герои: они пришли дать Детям Илуватара знания. Так, от Ауле «нам досталось все, что мы знаем о Земле и недрах ее, сиречь познания, коими обладают те, кто ничего не производит, а лишь стремится уразуметь, что есть что, как, например, секреты ремесленников, — ткачей, столяров, литейщиков и землепашцев… Ауле еще величают Другом нолдор, ибо со временем те много чего от него узнали, став одареннейшими среди эльфов».
Манве «отдавал из всех эльфов предпочтение ваниар, он учил их, как складывать музыку и стихи, ибо стихосложение ему самому было в радость, а песнь слов была его истинной музыкой».
В результате каждый из Айнур стал выразителем определенного священного искусства, законы которого он потом передавал одному из племени Детей Илуватара:
