оранжевые государственные флаги ЮАР.
Манера Форстера отрывисто произносить слова делала его речь еще более резкой.
«Мы предоставили черным в нашей стране все возможности участвовать в свободном обмене мнениями. Постепенно продвигаться к участию в управлении государством, к дальнейшему процветанию — для них и для всех жителей ЮАР. — Он выдержал паузу. — Но они проявили черную неблагодарность! Их ответом на реформы стало убийство! На разумные доводы — убийство! Они не способны к нормальному цивилизованному поведению, а тем более к участию в управлении государством. Они упустили свой шанс, и другого уже не будет. Никогда! Я со всей ответственностью заявляю: никогда!»
Рев одобрения пронесся по залу, и камера переключилась на него, показывая радостные белые лица и взметнувшийся в едином порыве лес рук.
Шум аплодисментов стих, и на экране вновь появилась корреспондент, стоящая на ступеньках Госдепартамента.
— С этой речью Форстер выступил в конце своего однодневного визита в Трансвааль, сельскохозяйственный район страны, родину нынешнего президента и оплот ультраконсервативных сил. У наблюдателей не возникает сомнений, что, допуская подобные высказывания, Форстер тем самым дает консерваторам полную свободу действий. За жесткими словами должны последовать жесткие меры. Медлин Синклер, для «Найтлайн».
Теперь камера переместилась в нью-йоркскую студию. Ведущий произнес:
— Спасибо, Медлин. После минутного перерыва мы вернемся в студию, где нас ждут Адриан Рус, представитель министерства правопорядка ЮАР, Ифрейм Нкве, член ныне запрещенной АНК, и сенатор Стивен Трэверс из Комитета по международным делам Сената США.
Серьезное, сдержанное лицо ведущего исчезло, сменившись тридцатисекундным роликом, рекламирующим круизы по Карибскому морю.
Расположенный в самой глубине здания Конгресса, кабинет сенатора Стивена Трэверса был украшен фотографиями с автографами, флагом штата Невада и чучелом рыси, которое его референты прозвали Хьюбертом. Когда с визитом к сенатору являлись известные защитники окружающей среды, Хьюберт исчезал, но всегда появлялся вновь, когда Трэверса навещали земляки, — таким образом им давалось понять, что каких бы либеральных взглядов сенатор ни придерживался в области внешней политики, он неизменно остается все тем же простым ковбоем, каким его изображали рекламные ролики во время избирательной кампании.
Среди снимков, висевших на отделанных деревянными панелями стенах кабинета, были фотографии Трэверса с семьей, с двумя президентами (оба демократы) и несколькими голливудскими звездами, известными тем, что отстаивали либеральные идеи. Недавно к этим снимкам прибавился еще один: в круглом зале Капитолия сенатор пожимает руку лидеру АНК Нельсону Манделе.
На снимках был изображен высокий, стройный человек с чуть тронутыми сединой рыжеватыми волосами и симпатичным худым лицом. Ему на редкость шел официальный костюм, что не снискало ему любви других, менее телегеничных сенаторов, во время записи на кинопленку сенатских слушаний по вопросу о подрастающем поколении. Но сейчас костюм висел в шкафу, а сам Трэверс удобно устроился за своим столом в обычных джинсах, тенниске фирмы «Лакост» и мокасинах.
Его небольшой и обычно аккуратный кабинет сейчас был, казалось, переполнен людьми: тут находились два помощника по вопросам законодательства, два штатных юриста и близкий друг сенатора. Валяющиеся тут и там коробки из-под пончиков и стоящие где попало кофейные чашки свидетельствовали о том, что присутствующие либо собрались очень рано, либо засиделись допоздна.
— Эй, ребята, время не ждет. У меня через три часа заседание Комитета, — сказал Трэверс, глядя на часы. — А за полчаса до этого — интервью на Си-Би-Эс. — Он начал зевать, но тут же закрыл рот. — Мое выступление в «Найтлайн» было весьма удачно, но не пристало же мне каждый день талдычить одно и то же. К тому же ситуация в ЮАР быстро меняется к худшему. — Протянув руку, Трэверс придвинул к себе картонную папку с красным ободком. — Вот, например! — Он раскрыл папку и постучал пальцем по первой странице. — По утверждениям ЦРУ, этот негодяй Форстер проводит мобилизацию, чтобы обрушиться на черные пригороды. Ко мне наверняка обратятся, чтобы я дал разъяснения от имени Конгресса, так не могу же я повторять как попугай все те же надоевшие призывы ужесточить санкции. Нужно что-нибудь новенькое, что-то такое, что обеспечит несколько газетных заголовков и позволит нам взять Преторию за горло.
Трэверс стал борцом против апартеида с самого момента своего избрания в Сенат, где он провел уже два срока. В его случае имело место счастливое сочетание личной убежденности с популярной идеей. И теперь, стоило Южной Африке попасть в обзор новостей, его первым приглашали выразить реакцию американского Конгресса.
— Стив прав. Нам нельзя упускать шанс завладеть общественным мнением по этому вопросу. Остальные здесь, на Холме, будут только бушевать и сотрясать воздух, но не смогут сказать ничего по существу. А средства массовой информации хотят знать реакцию Америки на события в ЮАР. И тот, кто ее сформулирует, будет ходить у них в любимчиках. — Советник Трэверса по политическим вопросам Джордж Перлман в принятии решений всегда исходил из реальной ситуации. Всю ночь он следил за спором, прислушиваясь к аргументам, но вмешивался лишь тогда, когда участники обсуждения уклонялись куда-то в сторону или когда чувствовал, что нужен свежий взгляд на проблему.
Перлман был невысокого роста лысоватый человек; одет он был в просторные брюки и свитер. Умудренный опытом участия во многих избирательных кампаниях, он устроился в самом удобном кресле. Сенатор был на целых пятнадцать лет младше его, но несмотря на разницу в возрасте, они стали близкими друзьями. Укреплению дружбы способствовало, в частности, то, что Перлман руководил кампанией Трэверса по избранию на второй срок, завершившейся весьма успешно.
— Кроме того, — продолжал Перлман, — раз Белый дом так долго раскачивается, мы можем хорошенько лягнуть президента и набрать несколько очков в глазах ортодоксальных сторонников партии. Сейчас для этого самое время. Мы могли бы поднять в прессе шумную кампанию, которая всколыхнула бы общественность и привлекла спонсоров.
Все закивали: Перлману никогда не изменяло политическое чутье. До следующих президентских выборов оставалось более трех лет, но что такое три года, если речь идет об организации предвыборной кампании в общенациональном масштабе. И хотя сенатор еще не решил, стоит ли ему вообще выставлять свою кандидатуру, он предпочитал иметь свободу выбора.
— Это верно. — Трэверс взглянул на календарь: до первых предварительных выборов оставалось два года пять месяцев. — Но я все еще торчу здесь, и у меня нет в запасе никаких новых идей. — Он обернулся к одному из своих помощников по вопросам законодательства. — Что ты мне посоветуешь, Кен?
Кен Блэкман был старшим из двух штатных сотрудников возглавляемого сенатором Комитета по международным делам. Убежденный либерал, еще со студенческих лет в Браунском университете, он предлагал такие проекты законов, которые помогали Трэверсу быть на хорошем счету у обосновавшихся в округе Колумбия правых лоббистских групп. Он был честолюбив, и ни у кого не возникало сомнений, что он прочно связал свою судьбу с восходящей звездой — сенатором Трэверсом.
Маленький и худой, он мерил шагами свободное пространство кабинета, которое было столь ограниченным, что ему приходилось разворачиваться на каждом третьем шагу.
— Я считаю, мы должны выступить с серьезным призывом к более жестким и действенным санкциям. Прекратить поставки всего, что позволяет экономике ЮАР держаться на плаву. И оказать давление на другие страны, чтобы они тоже сократили торговлю с Преторией.
Дэвид Левин, второй помощник Трэверса и главный оппонент Блэкмана в их узком кругу, покачал головой.
— Вряд ли это что-то даст. Там и сокращать-то нечего. Объемы нашей торговли с ЮАР и без того так малы, что они вряд ли почувствуют, если мы вообще ее прекратим. — Он держал в руках листок с данными министерства торговли по экспорту и импорту, прикрываясь им, как щитом.
— Но это будет символично. Тем самым мы покажем, что нам не нравится их поведение, — не унимался Блэкман, ускоряя шаг.
Трэверс погрозил ему пальцем.
