часы забирают, тупицы!»
Решив не играть лишний раз со старухой-судьбой, Мастак нырнул в ближайшую корчму со звучным названием «Бараний рог»: следовало снять комнату на пару ночей, чтобы дождаться заплутавшего в дороге голема. В 3рег он должен был прибыть еще два дня тому, однако его все не наблюдалось, иначе уж морлок бы заметил!
Впрочем, на Перекрестке кровавый след обрывался, а широкий тракт делился на две столь же широкие дороги, одна из которых вела в Зрег, а другая – в Тчар. Морлок долго думал: куда же пойти, и в конце концов выбрал Мятежный: по слухам, которыми весь Орагар полнился, в Зреге произошли большие перемены: король вновь вернул власть в руки короны, мэра бывшего на плаху отправили, опять же… Впрочем, на людские междоусобицы Мастаку, как всякому уважающему себя морлоку, было глубоко наплевать; главное, чтобы Штифа-менялу (как его за закон о равноправии прозвали) никто не сместил, а там хоть трава не расти!
В общем, морлок, чрезвычайно раздосадованный случившимся в «Гвозде», решил, что лучшего занятия, чем здоровый сон, нынче не найти. Заплатив подозрительному корчмарю, Мастак на полусогнутых поплелся в комнату, попутно ковыряя «бородатым» ключом в зубах. Едва оказавшись внутри, холвилец рухнул на кушетку и моментом заснул.
Снилась ему родная мастерская, где он вновь собирал побитого временем голема, но во сне искусственный человек почему-то не спешил удирать по своим дюже важным кровавым делам, с невероятным рвением принявшись за окучивание хозяйской делянки. Жалко только, что все растущие на ней томаты изошли на удобрения: глупый механизм, не знающий, что с ними делать, просто затаптывал помидоры в землю.
– Ваше Величество! Да очнитесь вы наконец! – жужжало под самым ухом в который уже раз.
Штиф, не долго думая, влепил проклятой пчеле кулаком, и та, не слишком лестно помянув Валгаллу и всех ее обитателей, отлетела куда-то в дальний угол комнаты.
Правитель Орагара сладко зевнул, предвкушая возвращение поистине королевского сна, однако тот неожиданно заупрямился и отступил. Штиф тихо ругнулся и, собравшись с силами, открыл глаза.
Возвращение в обычный мир, красочный и по-своему прекрасный, прошло для короля довольно безболезненно: лишь пару мгновений перед глазами расплывались круги света да общая картинка чуть подрагивала, однако это быстро прошло. В горле стоял ком, а во рту словно суховеи погуляли: Штиф бы отдал полкоролевства за стакан холодной воды.
– Эк вы меня, Ваше Величество!.. – плачущим голосом сообщил держащийся за щеку Кедрик. А если бы?..
– Отстань! Без тебя тошно, – скривился король и почесал в затылке. Изображение перед глазами снова дернулось. – Где я вчера был? Что делал? Почему не помню?
– Может, оно и к лучшему? – осторожно предположил Кедрик, разом забыв про ушибленную щеку. Перебирая любимые четки, он с мольбою смотрел на Штифа.
– Рассказывай давай, что вчера было! – Король не очень любил подобные возражения со стороны слуг. И еще меньше он любил пребывать в состоянии полного неведенья о чем-либо.
Кедрик это прекрасно знал. И потому, чуть помедлив, начал рассказ.
Штиф с невозмутимым лицом слушал. Он чуть поморщился, когда советник упомянул о зажигательном танце на столе, который король исполнил после опустошения двух бутылок не самого худого вина. Криво усмехнулся, узнав, что полночи развлекался в постели с двумя портовыми шлюшками. Побледнел после упоминания заблеванных («Да простит меня Паладин за таковые откровения» – тут же перекрестился Кедрик) простыни с одеждой. И облегченно вздохнул, когда священник закончил.
– Это все? – осведомился король с надеждой.
– Да… мой король, – выдохнул пораженный советник: по его мнению, прегрешении его правителя хватило бы на десяток-другой самых отъявленных противников истинной веры.
– Слава Силе, я хоть до Паладина не добрался с непочтительными речами! – облегченно и несколько напыщенно сказал король.
Кедрик аж четки выронил. В глазах его застыла немая просьба: «Не надо, мой король, не заставляйте меня рассказывать все!». Штиф вздохнул, смиренно кивнул: он уже понял, что пьяными плясками, продажными девками и испорченным гардеробом да простыней список его ночных похождений вовсе не ограничился.
– Не беспокойтесь, Ваше Величество, – успокоил короля священник. – Я уже помолился за вас Паладину, чтобы он простил вам ваши прегрешенья!
Штиф рассеяно кивнул.
– Кедрик, скажи, – сказал он тихо. – Кто-нибудь еще видел это?
– Нет, мой король, – уверил его советник. – Ну… разве что Магистр, стражники, трактирщик, те две… девушки, из порта, да еще горожане, которые встречались нам по дороге. Впрочем, трактирщик не расскажет никому: я ему золотой дал.
– А… девушкам тем? – Король нервно сглотнул: настолько список Кедрика оказался внушителен. – Дал чего?
– Вы им и так много дали, – жестко сказал советник. – Да и кто их слушать будет? А если и будет, поверят ли?
Штиф устало вздохнул: коронованным особам вечно приходится трястись над репутацией. Сила упаси, если угораздит упиться в хлам на глазах у цвета общества. Еще хуже, если это общество окажется трезвее стеклышка.
Впрочем, никаких великосветских особ на вчерашнем ужине не наблюдалось (если, конечно, не считать таковой Магистра – ну да кто мага вообще за человека держит?). Так что вроде бы опасаться нечего, хотя и есть в груди небольшой холодок…
– Где Хромой? – Король подошел к окну. Город уже просыпался. Всевозможный люд высыпал на улицу, казалось, всем скопом, и улочки с высоты второго этажа «Гвоздя» напоминали муравейник, готовящийся к
