ли, полагается зачитывать перед народом один раз в месяц. Вот, и зачитывают – ежемесячно, чуть ли не десять лет подряд. Не смотря на то, что текст этого Указа давно уже выучен жителями Нидерландов наизусть…. Да и Бог с ним, не страшно. Только с едой и напитками придётся немного повременить. Указ полагается выслушивать с почтением. То есть, не чавкая и не разговаривая с соседями. Так что, я подойду чуть попозже, когда всё закончится…
Малый в фартуке ушёл. Трубы и литавры стихли. Вокруг установилась чуткая тишина.
Профос многозначительно потряс длинным жезлом, а прокурор, держа в руках развёрнутый пергаментный свиток, принялся, даже не заглядывая в него, излагать – откровенно скучающим голосом:
– Отныне и во веки веков. Аминь…. Каждому жителю Северных, Срединных и Южных Нидерландов, а именно – Фландрии, Брабанта, Геннегау, Голландии и Зеландии. Всем вам возбраняется – печатать, читать, хранить и распространять писания, книги и учения следующих мерзопакостных особ. Мартина Лютера, Иоанна Виклифа, Яна Гуса, Марсилия Падуанского, Эколампадия, Ульриха Цвингли, Филиппа Меланхтона, Франциска Ламберта, Иоанна Померана, Отто Брунсельсия, Юста Ионаса, Иоанна Пупериса и Горциана[29]. А равно и Новый завет, изданный богопротивными Адрианом де Бергесом, Христофом да Ремонда и Иоанном Целем, каковые издания полны Лютеровой и прочих ересей…. Равным образом возбраняется кощунственно писать, изображать или же заказывать кощунственные картины и изваяния Господа Бога нашего, присноблаженной Девы Марии и Святых Угодников. Равно как разбивать, рвать, или же стирать картины и изваяния, напоминающие нам о Боге, о Деве Марии и о тех, кого Святая католическая церковь причислила к лику Святых, служащие к их возвеличиванию и прославлению.…Кроме того, всем подданным нашей короны, независимо от их звания, возбраняется рассуждать и спорить о Священном писании, а равно и толковать в нём неясные места. Всем, за исключением признанных богословов, получивших на то отдельное Высшее соизволение…. Находившихся на подозрении его Святейшее Величество навсегда лишает права заниматься честным трудом. Лица же, вновь впавшие в подлую ересь, или же закостеневшие в таковой, подлежат незамедлительному сожжению. А именно – на медленном или на быстром огне, на костре из соломы или у столба. Это остаётся на усмотрение судьи…. За прочие преступления мужчины, если они дворяне или почётные граждане, подлежат сечению мечом. Крестьяне – повешенью. А женщины-еретички и прочие ведьмы подлежат закапыванию в землю живьем…. Головы казнённых – в назидание прочим – надлежит выставлять на шестах. Их достояние, в том случае если оно находится в землях, подвластных нашей короне, отчуждается в пользу короны…. Доносчикам его Святейшее Величество выделяет половину всего имущества, принадлежавшего казненным. Но половину – только в том случае, если ценность вышеназванного имущества не превышает ста фландрских червонцев. Свою же часть отчуждённого имущества наша корона будет употреблять сугубо на добрые, милосердные и богоугодные дела…
«Интересная и, прямо скажем, неожиданная картинка вырисовывается!», – мысленно удивился Лёнька. – «Получается, что Иосиф Виссарионович Сталин учился у достославного Карла Пятого, императора Священной Римской Империи? Ну, очень похоже на то, право слово…. Во-первых, беспощадно, слюнявой жалости не ведая, карать любое инакомыслие. Любое, мать вашу! Шаг в сторону – зона, два шага – расстрел. Подозреваемый не сознаётся? Пытать. Всё равно не признаёт вины, мол, подло оклеветали? Дальше пытать! Как не бывает дыма без огня, так не бывает и доноса без веских на то причин…. Во-вторых, доносчиков требуется старательно, регулярно и всемерно поощрять. То бишь, материально стимулировать этот – безусловно-полезный – процесс…. Теперь становится понятным, почему советские люди в тридцатые-пятидесятые годы двадцатого века (нашего с Лёхой, ёлочки пушистые, Мира), так активно «стучали» друг на друга. Донесёт Петров на Иванова, мол: – «Николай Николаевич является идейным троцкистом и законченным мракобесом. Я лично видел (через замочную скважину), как он тыкал в портрет дорогого товарища Сталина, вырезанный из газеты «Правда», острой швейной иголкой. А потом этот многострадальный портрет Николай Николаевич спрятал под соломенный половичок, который лежит в прихожей…». Придут ребята из Органов к Иванову с обыском. Ба, всё так и есть! Действительно, под половичком лежит «газетный Сталин в дырочку». Иванова, ясные кристаллы горного хрусталя, арестовывают и расстреливают. А хитрый Петров, который этот обрывок газеты под половик (во время дружеских посиделок), и запихал, въезжает в комфортабельную квартиру репрессированного…. Шик, блеск и красота. Главное, что народ един, непобедим и предан – до полной потери пульса – нетленным идеологическим канонам и духовным ценностям. То бишь, кровью повязан. И те – кто доносил, и те – кто арестовывал, и те – кто расстреливал…».
Наконец, чтение Указа было завершено.
Первым площадь Дам покинул прокурор.
– Всё, надеюсь, ясно? – угрожающе помахивая жезлом, поинтересовался профос. – Смотрите у меня, голодранцы! Ну и, понятное дело, славьте милосердного короля Филиппа. Без устали славьте, – потянул за уздечку, разворачивая коня, и припустил прочь – только мелкие жёлтые искры из-под конских копыт полетели во все стороны.
Вслед за профосом ускакали рейтары.
Последними, подобрав с мостовой длинные копья, удалились ландскнехты.
– Вот, собственно, и всё. Ничего страшного не произошло, – подытожил один из соседей по столу. – В других же фламандских и валлонских городках, говорят, всё не так. Там – непосредственно перед оглашением императорского Указа – обязательно кому-нибудь голову отрубят. А после прочтения Указа – в обязательном порядке – кого-нибудь сожгут на костре. Не иначе, для пущей доходчивости. Мол: – «У нас, испанцев, слова с делом никогда не расходятся…». Бают, что при покойном императоре Карле папские инквизиторы сожгли на кострах, живьем закопали в землю и удавили на виселицах почти сто тысяч христиан. А деньги и имущество казнённых, естественно, оказались в императорских кошельках, сундуках и закромах…. При Филиппе, сыне императора, зверств, спору нет, значительно поубавилось. Но, как болтают по углам, всё скоро возвратится на круги своя. Мол, оскудела казна королевская. Надо бы пополнить…. А, как же её, ненасытную, пополнишь? Известно – как. Старыми, надёжными и многократно-проверенными методами…
Постепенно площадь вернулась к прежнему субботнему режиму: торговцы вернули стеллажи на старые места, горожане и горожанки возобновили активный шопинг, из окон кабачков и харчевен вновь зазвучали хмельные голоса местных гуляк.
Распахнулась тёмная дверь «Синего лебедя». Ещё через секунду показался трактирщик, несший два объёмных керамических кувшина и две оловянные кружки. За ним следовала дебелая краснощёкая деваха с огромным подносом в руках, который был плотно заставлен разнокалиберными горшочками, мисками и тарелками.
– Сгружайте, странствующие господа, снедь! – зычным голосом скомандовала девица. – Расставляйте, как вам будет угодно, – кокетливо подмигнула Леониду: – Не стесняйся, симпатичный толстячок. Двигай к себе всякого побольше. С таким солидным брюшком и аппетит должен быть соответствующим. То есть, зверским…. А, как тебя зовут?
– Ламме Гудзак.
– Неужели, тот самый, о котором припортовые бездельники и городские кумушки байки травят на каждом углу?
– Получается, что да.
– Говорят, что ты неутомим в жарких постельных утехах? Аки кролик лесной?
– Ну, не мне судить об этом…, – целомудренно засмущался Макаров. – Впрочем, до сих пор вроде никто не жаловался. В том плане, что на ненадлежащее исполнение мужских обязанностей.
– Будет вечером скучно – заходи. Покувыркаемся. Проверим народную молву…
Бойкая деваха и трактирщик удалились.
Тиль, наполнив кружки, предложил:
– Ну, снимем пробу?
– Снимем…. Недурственно.
– Ладно тебе, друг Ламме, привередничать. Отличное пиво! Ароматное, духовитое, в меру резкое, с лёгкой пикантной горчинкой.
– Отличное, ничего не скажешь, – жадно впиваясь зубами в аппетитный кусок колбасы, подтвердил
