Леонид. – Куда это ты, так ничего и не попробовав, намылился?
– Я же обещал – поплясать на канате, – вылезая из-за стола, напомнил Даниленко. – Обещанья же, как известно, надо всегда выполнять. Типа – марку держать. Иначе могут принять за обыкновенного лгуна и записного пустобрёха…. Ходить по натянутому канату с набитым животом? Извините, но не согласен. Не стоит, честное слово. Во-первых, удовольствие ниже среднего. Во-вторых, навернуться можно с верхотуры – костей не соберёшь. Так что, обжора ненасытный, всё не уплетай. И нам с Титом Бибулом оставь немного. Нагнись-ка, посекретничаем чуток, – через пару секунд забубнил Лёньке в ухо: – Позабудь об этой мордатой и сисястой красотке. Даже и не думай, родимый…
– Почему это?
– Хочешь подцепить – практически на ровном месте – средневековое венерическое заболеванье? Здесь, братец, с профильными лечебными клиниками туго. Хрен найдёшь.
– А, как же ты? В смысле, с Сигне?
– Моя норвежская зазноба – на тот конкретный момент – являлась непорочной девственницей. Усекаешь разницу?
– Усекаю.
– Вот, и молодец. Понятливый…. Ладно, мы с пёсиком пошли лицедействовать. Не скучай.
Тиль – с Титом Шнуффием за пазухой – ушёл.
– Кха-кха! – уважительно кашлянул сосед слева, тот, что был облачён в старую рейтарскую кирасу. – Извини, уважаемый Гудзак, но на каком языке ты общаешься с Уленшпигелем?
– Что, добрый самаритянин, имеется в виду? – насторожился Лёнька. – На обыкновенном, естественно.
– Это со мной, Ламме, ты сейчас говоришь на обычном фламандском языке. А с Уленшпигелем вы толковали между собой (после того, как трактирщик с девкой удалились), совсем на другом. Когда разговор шёл вполголоса, то всякие словечки проскальзывали – фламандские, валлонские, английские, французские, испанские. Потом вы перешли на шёпот. Извини, но у меня очень острый слух. От природы…. Короче говоря, тот язык был мне не знаком. Ни одного известного слова. Ни единого. Вот, и спросил…. Надеюсь, без обид?
– Нормально, претензии отсутствуют, – наполняя кружки пенным напитком, заверил Макаров. – Язык? Попутешествуй с наше, ещё не так заговоришь. Картинки из разных Миров, что называется, сливаются в единое целое. В том числе, языковое. И, вообще, мы с Тилем друг друга понимаем с полуслова…
Подумал же он совсем другое: – «В своё время смотрел я один голливудский фильм – «Трудности перевода». Вот, и здесь наблюдается что-то похожее. Но в нашем экзотическом случае речь идёт о «трудностях переноса». Типа – «перенеслись» из одного Параллельного Мира в другой и стали – при этом – самыми натуральными полиглотами. Только сама «полиглотическая программа» («полиглотический механизм»?), работает странно. Все языки «переплелись» на уровне подсознания…. Например, кто-то обращается ко мне на норвежском языке. Я всё понимаю и отвечаю собеседнику, ясен пень, тоже на норвежском. И это нормально…. Что же получилось в конкретном случае? Мы с Серёгой болтали друг с другом, то бишь, никто посторонний в этот бестолковый разговор не вмешивался. Но на площади присутствовало много народа. Люди общались между собой на самых разных языках. «Полиглотическая программа» тупо зафиксировала этот специфичный общий фон. Как результат – речь, включающая в себя отдельные слова различных языков. Наверное, действительно, наша беседа со стороны смотрелась (то есть, слушалась), более чем странно…. Потом мы с Даниленко перешли на шёпот. То бишь, общий фон отдалился. «Программа» тут же среагировала. Разговор, судя по всему, дальше вёлся уже сугубо на русском языке. Да, дела-делишки…. Надо будет учесть на Будущее эту нестандартную особенность. Как, собственно, учесть? Пока не знаю. Подумать надо. С Серёгой посовещаться…».
Послышались восторженные и одобрительные крики.
– Уленшпигель взобрался на канат, – махнув рукой, объяснил тип в рейтарской кирасе. – Ловко у него получается. Одобряю. Молодец.
Лёнька посмотрел в указанном направлении.
Там, на высоте девяти-десяти метров над землёй, прогуливался Тиль. То есть, по туго-натянутому канату прогуливался – с длинным шестом в руках и с рыжим псом на правом плече.
Канатоходец резко подпрыгнул, подогнув ноги в коленях. Отчаянно взвизгнули женщины, испуганно гавкнула собака.
Но ничего страшного не произошло – Даниленко опустился, почти не потеряв равновесия, обратно на канат, да и Тит Бибул удержался на хозяйском плече…
Минут через тридцать Тиль – под отчаянные аплодисменты почтеннейшей публики – вернулся обратно, опустился на скамью, глотнул из кружки пивка и, наградив рыженького пса куском ливерной колбасы, принялся за поглощение тушёной баранины.
Вскоре он поинтересовался:
– Куда подевалась славная троица наших сотрапезников?
– Отошли по нужде, – объяснил Макаров. – Вон в тот проулок, с толстой тёмно-голубой вертикальной полосой на фасаде крайнего дома. Там, в тупичке, как я понял, находится «выгребная общественная яма», предназначенная для мужчин. Женщины? Их переулок отмечен полосой розового цвета.
– Умно придумано…. А, почему, братец, ты такой задумчивый?
Выслушав сообщение о языковых «трудностях переноса», Тиль огорчённо поморщился, после чего резюмировал:
– Да, вдвоём нам будет не справиться. Придётся набирать полноценную труппу…. Представь себе такую картину маслом. Ставится театральная миниатюра – «Ночной разговор о любви». Ты играешь Ромео. Я – понятное дело, в парике и в женском платье – непорочную Джульетту. Публика расселась по местам. Занавес поднят. Начали…. И в этот самый момент – по причине полной тишины – срабатывает коварная «полиглотическая программа», чтоб ей пусто было. Мы, блин горелый, начинаем вести диалог на русском языке. Публика негодует, свистит и швыряет на сцену тухлые яйца. Весь гениальный план летит псу под хвост. Например, нашему Титу Шнуффию…
– Полноценная труппа? Театральная миниатюра? – опешил Лёнька. – Занавес поднят? Ромео и Джульетта?
– Вполне возможно, что будем – для пользы общего дела – ставить и другие классические пьесы. Вернее, своеобразные театральные капустники, состоящие из «нарезок» всяческих нетленных произведений.
– Ты серьёзно? Не шутишь? Зачем нам всё это?
– Значит, так надо. Потом как-нибудь объясню. Типа – на досуге. Дай, пожалуйста, пообедать в спокойной обстановке, без суеты. Будь, уж, так добр…
Глава двенадцатая
Дождь со снегом, шоколадка – с перцем…
– Чего ещё новенького узнал из недавней застольной беседы? – утолив голод, спросил Тиль. – Например, в бытовом плане?
– Ничего особенного, – пожал плечами Леонид. – Город, как город. Живут себе люди, хлеб жуют. Работают от зари до зари. Женятся в положенное природой время. Детишек заводят. По выходным пиво пьют с друзьями, да жёнам – время от времени – изменяют. Проституток же в тутошнем Амстердаме – без счёта и на любой вкус. Припортовый город, как-никак. Впрочем, и любительниц этого дела хватает. То бишь, бескорыстных шлюх…. Одно плохо, блох и вшей здесь в достатке, а бани, наоборот, отсутствуют. Причём, как класс. Все моются в корытах. Но нечасто – примерно один раз в две недели. Не порядок…. Как быть с этим животрепещущим вопросом? Может, всё же, найдём приличный постоялый двор? Помоемся, хотя бы?
– Вечерком слегка ополоснёмся. В речке Амстел. А капитальную помывку придётся отложить на некоторое время. Тронемся в дорогу, там и помоемся вволю – в любом канале, с мылом и мочалками. Благо, сейчас лето на дворе. Водичка тёплая.
– В дорогу? Это куда? И где мы сегодня заночуем?
– Остановимся на ночлег, как и планировалось изначально, у бродячих циркачей. Я уже познакомился, языком слегка почесал и обо всём договорился…. Куда, спрашиваешь, направимся на днях? Вообще-то, нам
