регулярно даются театральные представления, за которыми высокородные зрители наблюдают вон с той террасы?
– Не то, чтобы регулярно, но даются, – откликнулся Даниленко. – Филипп Второй, вообще, считается «просвещённым европейским монархом». Любит природу, театр, литературу и живопись. Частенько выезжает на охоту и рыбалку. Книги читает. У него в Жёлтом дворце даже собрана одна из крупнейших в Европе библиотека, насчитывающая свыше двенадцати тысяч томов. Это, согласись, по нынешним средневековым Временам совсем и немало. Говорят, что Филиппа воспитывали в полном соответствии с трактатом – «Воспитание христианских принцев», вышедшим из-под бойкого пера наимудрейшего Эразма Роттердамского[41]. Что, впрочем, не мешает нынешнему испанскому королю поощрять массовые казни подданных, подозреваемых в ереси…. Ага, на указанной тобой террасе появилась почтеннейшая публика. Рассаживаются…. Тот худой длинноволосый дяденька – в чёрном камзоле с белым кружевным воротником, плотно охватывающим длинную жилистую шею – и является тутошним единоличным Властителем. Как тебе его окружение?
– Странное, по меньшей мере. Монахи, явно-выраженные книжные черви, да две пожилые невзрачные дамы. А, где блистательные вельможи? Где молоденькие вертихвостки?
– Вельможи, большей частью, остались в Толедо. Вертихвосток же король, как уже было сказано выше, вниманием не жалует. По крайней мере, последние два года. С тех самых пор, как у него возникли серьёзные трудности с выполнением одной очень важной функции…. Ага, королевский дворецкий дал отмашку белым носовым платком. Наш выход, Лёньчик. Вперёд и вверх…
Макаров, облачённый в скромный костюм южноамериканского аборигена, сжимая в руках охотничий лук (без стрелы, естественно), выскочил на сцену и, насторожённо покрутившись на месте, спросил:
– Кто прячется в густых кустах? Не бойся, путник. Выходи.
– Это я, дон Родриго Домингес, – появляясь на сцене, известил Тиль. – Идальго странствующий, благородный, славный.
– Что ищешь здесь ты?
– Женскую любовь. Забывшую меня – недавно…
Из последующего затем диалога до зрителей была донесена следующая важная информация. Каталонский дворянин среднего возраста Родриго Домингес, внезапно утративший интерес к женскому полу, (заболевший импотенцией, выражаясь напрямик), прибыл на берега великой реки Ла-Платы как раз для того, чтобы вылечиться от упомянутого неприятного недуга. Мол, один из путешественников, вернувшихся в Испанию, заверял его, что целебный воздух Аргентины способствует «возвращению юношеской прыти». Индеец, естественно, подтвердил справедливость этой медицинской сентенции и рассказал, как добраться до Буэнос-Айреса.
Людвиг и Томас своевременно натянули перед сценой чёрное бархатное полотно. Последовала смена декораций.
Дон Родриго находился теперь в гостиничном номере.
«Скорее всего, в мансардной комнатке захудалого постоялого двора», – мысленно хмыкнул Лёнька. – «Кстати, по сценарию действие происходит поздней осенью…».
Тиль, сладко потягиваясь, подошёл к бутафорскому окну и принялся с чувством излагать:
Сеньор Домингес выглянул в окошко и восторженно охнул – по воображаемой городской улице беззаботно прогуливалась юная и прекрасная Мария Гонсалес (Франк ван Либеке), облачённая в миленькое белое платье с открытыми плечами.
Сердце дона Родриго учащённо забилось, а «интерес» к женскому полу значимо проснулся, о чём он и не замедлил торжественно объявить.
Дальше всё было, как могло показаться, просто и предсказуемо. Встреча. Знакомство. Диалоги. Монологи. Взаимные признания в любви. Красивые серенады и томные вздохи при Луне.
Но потом, как водится, случилась закавыка. В любовную идиллию вмешались отец и матушка Марии (Ян ван Либеке и мадам Гертруда). Выяснилось, что «Домингесы» и «Гонсалесы» являются – ещё по давнишним каталонским делам – злостными врагами.
Начались интриги и дуэли. Пришлось прибегнуть к проверенному «шекспировскому» средству. То бишь, к тайному венчанию и хитрому «индейскому зелью».
Мария – якобы – умерла. Состоялись пышные похороны, в которых была задействована вся театральная труппа «Глобус и клоуны», включая Иефа и Тита Шнуффия. Ослик перемещал по сцене «катафалк», а пёс скорбно, с благородным надрывом, подвывал.
Потом, ясные пончики, зажаренные в чистейшем оливковом масле, дон Родриго спустился «в склеп» и – с помощью «индейского тайного противоядия» – «оживил» юную супругу.
– Родриго, что мы будем делать? – спросил Франк ван Либеке. – Куда направимся?
– Конечно же, в славную Мендосу, – состроив слащавую физиономию, ответил Тиль. – Там с вечных гор стекают звонкие ручьи. А мужчины и женщины, позабыв про сон, ночи напролёт предаются – чувственной любви…
«Поэт хренов», – мысленно поморщился Макаров. – «Даже дельной рифмы толком подобрать не смог…».
Комедианты вышли на поклон.
Сперва зрители встретили их достаточно прохладно, но осознав, что Филипп Второй пребывает в состоянии нешуточной эйфории, принялись бурно аплодировать и громко кричать – «Браво!».
Потом благородная публика покинула террасу.
Во внутренний дворик спустился пожилой дворецкий и сделал два заманчивых предложения, не терпящих отказа. Леониду и Даниленко предписывалось незамедлительно проследовать в королевские покои, на аудиенцию. А всем остальным лицедеям – по устоявшейся средневековой традиции – пройти на дворцовую кухню, дабы полновесно насладиться качеством господских объедков, оставшихся после завтрака…
Филипп, нервно обгрызая ногти на пальцах правой руки, восседал на низеньком раззолочённом троне, установленном на квадратном помосте. Рядом с помостом стоял самый обыкновенный стул, на котором располагался непрезентабельный седобородый тип. За троном застыл – с обнажённым мечом в правой руке – темнолицый здоровяк в мавританских одеждах.
«Король, определённо, взволнован», – отметил Лёнька. – Более того, он нешуточно возбуждён. Из серии: – «До заветной мечты – рукой подать…». Дяденька на стуле? Облачён в чёрную бесформенную хламиду. Это не монашеская ряса. М-м-м…. На кого же он похож обликом? Пожалуй, на библиотекаря…. Мавр с обнажённым мечом? Обыкновенный средневековый сторожевой пёс. Не более того…».
Заметив вошедших, Филипп оставил ногти в покое и, одобрительно поглядывая на Даниленко, произнёс:
– Много слышал про тебя, Уленшпигель. Рад встрече.
После этого он перевёл взгляд на Лёньку и поморщился:
– Про тебя, Гудзак, этого сказать не могу. Как можно – не стесняться лысины? Не понимаю…. Ну, покинули волосы голову. Бывает. Но, как раз, для такого случая и придуманы парики. Прийти к своему королю с лысой головой? Воистину – неслыханная наглость!
– Простите, ваше Величество, – извинительно забормотал Макаров. – Виноват…
– Бог простит. Если, понятное дело, посчитает нужным. Отойди-ка, Гудзак, в сторонку, не мешай разговору…. Уленшпигель, ты бывал в Буэнос-Айресе?
– Конечно, ваше Величество, – не моргнув глазом, соврал Тиль. – Причём, неоднократно.
– Рассказывай. Не томи.
– Буэнос-Айрес, ваше Величество, расположен на берегу реки Ла-Плата. То есть, на берегу великой
