Соляное ущелье встретило путников громким и торжественным воем, слышимым уже издали – даже – через толстые кожаные покрытия зимних возков.
– Пируют, сволочи наглые и беззаботные! Мать их всех! – по-простому выругался Денис, громко и зло скрипнув зубами. – Отъедаются до сытной и бесснежной весны, морды серые! Будем надеяться, что это их последний сытный и кровавый пир…
Возки (один – барский, второй – с крепостными нефёдовскими мужиками) остановились рядом с обрывом, с которого покойный Иван Иванович – ещё сутки назад – объяснял всем желающим текущую обстановку. Пётр и Давыдов без промедления выбрались наружу, достали из-за голенищ сапог подзорные трубы и подошли к краю обрыва.
– Эпическое полотно маслом, – не задумываясь ни на секунду, прокомментировал увиденное Петька. – Называется данная незабываемая картина: – «Что не съем, то – непременно – надкушу…».
– Это, уж, точно! – насмешливо подтвердил Денис. – Лучше, пожалуй, и не скажешь…. Очень похоже, что вся серая компания, затребованная строгой и непредсказуемой княгиней Вандой, находится в полном списочном составе. Я считаю, что первый этап гениального плана, разработанного нашей прекрасной амазонкой, безусловно и однозначно – выполнен…
Вокруг солончака собралось порядка ста семидесяти разномастных и разнокалиберных волков, включая молодь и беременных самок. Коровьи и бараньи туши уже были расчленены острыми волчьими зубами на составные части и растащены по всему ущелью. Примерно половина хищников, уже объевшись до полной невозможности, дремала, разместившись тут и там, и поодиночке, и маленькими компактными группками. Другая же половина продолжала лениво и благостно трапезничать, оглашая окрестности – время от времени – торжественным и счастливым воем.
– Емеля! – позвал Давыдов. – Бери троих мужиков и следуй на выбранное место. Старательно расчищайте от снега вход в расщелину. Только костра – ради пущей предосторожности – не разжигайте…. Я, и подполковник Бурмин подойдём следом, чуть позже. Только выкурим по трубочке, – пояснил Петру: – Мы же вчера с парнишкой не только, сидя у костра, трепали языками, но и провели лёгкую разведку на местности. Нашли дельную расщелину, которая прекрасно подходит для задуманного…
Емельян вступил на вчерашнюю тропу первым, за ним шагал костистый мужик средних лет, за плечами которого располагался – в специальной кожаной упряжи – двухпудовый бочонок с порохом. Второй мужик нёс на плечах четыре надёжные лопаты, третий – увесистый моток сапёрного горючего шнура.
– А Ванда-то у нас – голова головастая! Здорово и грамотно всё придумала! Княгиня, а туда же, горазда разрабатывать дельные тактические и стратегические планы, – изрёк Денис, настойчиво щелкая кресалом над курительной трубкой, с удовольствием затянулся и удивлённо посмотрел на Петьку. – А ты, брат Бурмин, почему не куришь?
– Горло, понимаешь, болит и першит немного. Простыл, наверное, – отговорился Пётр. – Кстати, Денис Васильевич, не одолжишь ли мне на сегодняшнюю ночь флакон с заветным настоем? С тем, который так действенно усыпляет злобных собачек?
– Решил-таки, отринув глупые сомнения, заглянуть в Ненарадово? Что же, дело! Желаю удачи, счастья и всего такого прочего…. Дам, конечно. А ты, Пьер, когда ехать-то собрался? Сразу же после волчьей забавы?
– Нет, я ещё хочу мишку взять на рогатину. Не полагается бросать задуманное на полдороге. И Ванде я твёрдо обещал – добыть медведя. Хотя, и по пьяной лавочке, но – обещал…
– Тут ты полностью прав, братец! – согласился Давыдов. – Данное слово всегда надо держать. Всегда! Иначе удача – в самый-самый неподходящий момент – может отвернуться…. А успеешь ли, до темноты?
– Успею. Владимир Николаев – со своими дворовыми – уже вышел к медвежьей берлоге. Это в двух-трёх верстах к югу от Николаевки. Приготовят там всё заранее. А я к ним потом подъеду, как здесь освобожусь…
– И я с тобой! Ну, Пьер, пошли? Вот, только трубку спрячу в кисет.
Расщелина оказалась вовсе и не расщелиной, а полутораметровой короткой трещиной, полого уходившей под скалу, нависавшую над самым входом в Соляное ущелье.
– Вот в эту природную выемку, нечаянно обнаруженную вчера, мы и поместим наш бочонок с порохом, – объяснил Давыдов. – Через отверстие в днище вставим в порох горючий сапёрный шнур, размотаем его за скальный гребень, подожжём. Вот, собственно, и всё…. В смысле, тут рванёт, скала рухнет и перекроет часть перешейка. На той стороне ущелья – рванёт…. Видишь, там Глеб и Ванда тоже копошатся? Ищут аналогичную трещину-расщелину, не иначе…
Над входом-перешейком в Соляное ущелье висела-нависала гранитная скала – разлапистая, с неровной кромкой, внешне очень хлипкая и какая-то «трухлявая».
«Гранит, вообще, горная порода весьма ненадёжная, подверженная интенсивному выветриванию, то есть, эрозии, выражаясь хитрым научным языком …», – пронеслось в голове. – «Трещина достаточно широкая и пологая, уходит в скалу где-то под тридцать пять градусов – по отношению к горизонтали. Интересно, насколько она глубока?».
Пётр осторожно спустился по трещине – в компании с Давыдовым и пороховым бочонком – метра на три с половиной. Трещина неуклонно змеилась вниз, постепенно сужаясь. Денис, предусмотрительно отложив горящий факел в сторону, вытащил из ножен охотничий клинок и его остриём проковырял в днище бочонка круглую дырочку, после чего обернулся и громко крикнул:
– Емеля, лезь к нам! Тащи сапёрный шнур.
Повозившись минуту-другую, он кивнул Петьке:
– Всё, вылезаем. Смотри за шнуром, чтобы разматывался равномерно, без резких рывков…
Пётр медленно-медленно, сантиметр за сантиметров, сжимая в одной руке факел, а другой разматывая сапёрный шнур, пополз обратно. Время тянулось медленно и вязко, мышцы спины противно затекли, руки занемели, по лицу, застилая глаза, текли мелкие капельки холодного пота….
Когда впереди – в бесконечно-чёрном проёме – показались первые солнечные отсветы, он тщательно затушил факел о ребристый свод трещины и отбросил почерневший сосновый огрызок далеко в сторону. Ещё немного, ещё чуть-чуть…
Выбравшись на земную поверхность, Петька передал заметно похудевшую бухту шнура Емельяну, смахнул с лица обильный пот, отдышался, поднялся на ноги, помахал-потряс руками, восстанавливая кровообращение, и велел:
– Разматывай, братец, и тащи на ту сторону гребня.
Через несколько минут Давыдов известил:
– Ванда машет нам рукой. У них, похоже, тоже всё готово. Поджигаем шнур…. О-па! Смотрите, волчара улепётывает со всех ног. Видимо, что-то почувствовал, бродяга опытный…
Пётр взглянул вниз. По наполовину занесённым снегом чёрным камням Соляного ущелья нёсся большой бурый волк. Тот самый, который так нагло «улыбался», встречая глупую олениху, выходящую из тёплых вод никогда незамерзающего озера. Следом за ним бодро трусили две поджарые, светло-серые самки.
Громко зашипел, разбрасывая во все стороны светло-жёлтые искры, сапёрный шнур. Через положенное время прогремел взрыв. Вскоре раздался оглушающий, больно бьющий по ушам треск.
«Такое впечатление, что где-то рядом – одна за другой – начали палить армейские пушки», – авторитетно заявил внутренний голос. – «Наверное, это так трескается гранит…».
Треск затих. Вернее, сменился противным шуршание, которое – через несколько секунд – завершилось страшным грохотом.
– Это отколовшаяся часть гранитной скалы сорвалась вниз, – охотно пояснил Давыдов, отнимая ладони от ушей. – А, вот, наконец-таки, рвануло и с нефёдовской стороны…
Выждав три-четыре минуты, Пётр поднялся на ноги, перевалил через гребень, заметно потерявший в высоте, и подошёл к вновь образовавшемуся обрыву. Вход в Соляное ущелье был надёжно и плотно закрыт (закупорен, замурован, заделан). Волки, оказавшиеся в смертельной ловушке, бестолково и испуганно метались по долине, постепенно отступая к берегам озера. Со скал, надёжно окружающих долину, зазвучали частые выстрелы.
– Штатские морды дорвались до огнестрельного оружия, – ехидно прокомментировал Давыдов. –
