благородных странствующих идальго.
– Вас понял, прекрасная сеньорита.
– Сеньора.
– О, простите, запамятовал. Одну минуту… Позвольте вашу ручку, прекраснейшая и симпатичнейшая сеньора! Я всегда к вашим услугам. Почту за честь…
Чёрный ящик, утыканный целой кучей разномастных антенн, обнаружился достаточно быстро – в узком горном тупичке, над которым угрожающе нависали чёрные островерхие скалы.
– Третья точка, – сверившись с картой, сообщил Лёха. – Меняем аккумулятор и возвращаемся на метеостанцию.
– Той же дорогой?
– Зачем? Сейчас я поменяю подсевший аккумулятор на новый, потом достану компас и определюсь с нужным азимутом. Пойдём по прямой. Как известно, гипотенуза всегда короче, чем сумма двух катетов.
– Тебе виднее, милый. Как скажешь… Только давай побыстрее.
– Почему? Что за спешка?
– Сама не понимаю, – призналась Ванда. – Предчувствия разные одолевают. Ну, как рыжих леммингов и ушастых сов. Будто бы смертельная опасность бродит где-то рядом. У меня же бабушка – потомственная польская дворянка – была чуть-чуть ведьмой. Наверное, и мне что-то передалось от неё… Поторопись, Алекс. Надо уходить отсюда. Необходимо. А на компас потом посмотришь, уже на ходу.
– Я быстро, – заверил Лёха. – Минута-другая. Ещё чуток… Вот, всё готово. Шагаем…
Они отошли от третьей точки метров на сто пятьдесят.
– Гудит, – насторожилась Ванда.
– Гудит. Причём, такое впечатление, что со всех сторон сразу. Противно так, с явной угрозой… Так, больше не гудит. Тишина.
– Ой, склон качнулся. Самую малость…
– Лечь! – опускаясь на камни, велел Лёха.
– Легла. Что делать дальше?
– Ничего. Обними меня покрепче. Вот, отлично. Лежим, ждём…
Земля мелко-мелко задрожала, словно бы всерьёз испугавшись чего-то. Раздался оглушительный раскат грома – долгий, трескучий и глумливый… Гром затих. Земля продолжала подрагивать – беспорядочно и жалко, без какого-либо определённого ритма. Изредка – через дрожание – ощущались резкие толчки. Сзади послышался громкий шорох, постепенно переросший в ровный и сытый гул.
– Ой, страшно-то как, мамочка, – прошептала ему в ухо Ванда. – Мы сейчас умрём?
– Не умрём, – успокоил Лёха. – Мне сегодняшней ночью сон приснился. Яркий, цветной и запоминающийся. Как ты учишь – вещий. О том, что мы с тобой проживём долго и счастливо, нарожав целую кучу детишек. Трёх мальчиков и двух девочек.
– Правда?
– Истинная. Клянусь… А почему ты назвала меня – «мамочкой»?
– Ой, извини, – хихикнула Ванда. – У мамочек, действительно, не бывает таких колючих щёк. И таких твёрдых штуковин.
– О чём это ты, любимая?
– О той штуковине, которая так настойчиво трётся о мои ноги, грозя разорвать сперва твой комбинезон, а потом и мой…
Наконец, всё закончилось. Земля больше не тряслась и не вздрагивала. Вокруг установилась напряжённая, слегка звенящая тишина.
Они поднялись на ноги. Лёха обернулся и известил:
– Ничего толком не знаю про ведьм и колдуний. Но, очень похоже, что бабушка передала тебе, сероглазка, дар предвиденья. Вовремя мы отошли от третьей точки, которой больше нет. Её завалило крупными камнями, сорвавшимися со скал… Спасибо за своевременное предупреждение.
– Не за что. Всегда рада… А почему надо было – непременно – ложиться на землю?
– Это, как раз, просто. Представь ситуацию. Человек идёт куда-то по важным делам. Раздаётся тихий гул, земля чуть заметно качается. А беззаботный путник, не обращая на такие мелочи никакого внимания, шагает себе дальше. Мол, очень смелый, гордый и отважный. Неожиданно земля вздрагивает – словно бы от сильного толчка. Человек, потеряв равновесие, падает. А при падении – на твёрдые и острые камни – можно сильно ушибиться. Вплоть до переломов и вывихов…
– Ты у меня очень умный, – одобрительно улыбнулась Ванда. – И предусмотрительный.
– Мне чужих лавров не надо, – засмущался Лёха. – Я просто опытный солдат. Разные виды повидавший. Не более того…
– Тебе уже приходилось…м-м-м, сталкиваться с сильными землетрясениями?
– Приходилось. Несколько лет тому назад. В одной южной и очень беспокойной стране.
– Расскажешь?
– Конечно. Но только потом. В более спокойной обстановке… Всё, привал закончен. Возвращаемся на метеостанцию.
Перепрыгивая через трещины и трещинки, попадавшиеся на пути, они, пройдя порядка четырёх километров, вышли к руслу уже знакомого ручья. Только к абсолютно сухому руслу – без единой капли жидкости.
– Куда подевалась вся вода? – удивилась Ванда. – А дохлая рыба? Чудеса в решете…
– Наверное, при сегодняшнем землетрясении в земной коре образовались широкие и глубокие проломы-провалы. Вот, речная водица, не встречая преград, туда и устремилась. Вместе с рыбой, – предположил Лёха. – Нет у меня других разумных объяснений… Посмотри-ка, сероглазка, на восток. Нравится?
– Очень необычно и красиво! Но, Алекс, как такое может быть? День постепенно двигается к вечеру, а на востоке теплится нежно-алая утренняя зорька. Что это значит?
– Не знаю, – по-честному признался Лёха. – Похоже, что наша прекрасная планета – постепенно – превращается в полноценный сумасшедший дом. Ладно, разберёмся. Не впервой…
Метеостанция от недавнего землетрясения практически не пострадала. Только недалеко от входной двери – возле стены – валялся погнутый светло-серый диск.
– Антенна с крыши свалилась, – пояснил Лёха. – Думаю, что это не смертельно. По крайней мере, там таких ещё много осталось – десятка два с половиной. Будем надеяться, что нам хватит.
Они вошли внутрь и, сбросив светло-серые комбинезоны, облачились в прежнюю одежду.
– Платье, конечно, очень красивое, – печально вздохнула Ванда. – Кружева, фестоны. Но слегка – при этом – неудобное. В частности, избыточно длинное…Я тут нашла дельные ножницы. Любимый, помоги мне, пожалуйста.
– Без вопросов. Что я должен сделать?
– Укоротить подол моего платья.
– С нашим удовольствием! – оживился Лёха. – До каких пор? Предлагаю, отрезать здесь…
– Алекс, даже и не мечтай. Это же неприлично… Ни за что!
– Ладно, отступим вниз на пару сантиметров.
– На тридцать! И ни сантиметром меньше.
– На десять.
– На двадцать пять…
После жаркого трёхминутного спора, компромисс (он же – консенсус), был найден. Подол платья был отрезан на четыре пальца выше колена.
– Блеск! – довольно усмехнулся Лёха. – Можно фотографировать, а фотографии помещать на обложки глянцевых журналов.
– Ничего не знаю про эти глянцевые журналы, – кокетливо вертясь перед зеркалом, сообщила Ванда. – Никогда с ними не встречалась. Да и не видела ни разу. Но я – сама себе – нравлюсь…
– И мне тоже. Очень. Ты – ослепительная красавица.
– Спасибо. А чем мы сейчас займёмся?
– Ты – приготовлением позднего обеда. То бишь, раннего ужина. Я же займусь техникой. Сперва
