– Взялась – из накопительной ёмкости, предусмотрительно установленной на крыше здания. Вода в резервуар была накачана заранее, ещё до падения астероида. Почему она тёпленькая? Ёмкость, естественно, выкрашена чёрной краской. Вот, жаркое тутошнее солнышко – за долгий световой день – и нагрело водичку.
– Так, как? Мы остаёмся?
– Ну, право, не знаю, – изобразил тяжкие сомнения Лёха. – Пожалуй, заночуем здесь. Наплевав на строгие правила и предписания. В виде исключения, и идя навстречу пожеланиям обожаемой женщины. Только при одном условии…
– Что ещё за условие?
– В душ мы пойдём вместе.
– Какой же ты, Алекс Петров, необузданный, озабоченный и похотливый извращенец, – притворно возмутилась супруга. – Впрочем, я не возражаю. То бишь, согласная на всё…
Поздний вечер (ранняя ночь?), прошёл на славу. Они приняли тёплый душ. Вернее, достаточно жаркий душ – в сексуально-эротическом плане… Потом – совместными усилиями – приготовили королевский ужин. То есть, разогрели в микроволновой печке, работающей на аккумуляторной батарее, несколько замороженных пицц.
– Холодильные камеры, слава Богу, ещё не успели окончательно разморозиться, – пояснил Лёха. – Но не далёки от этого. Поэтому активно и целенаправленно налегаем на скоропортящиеся продукты. Строгай, не жалея, буженину, ветчину и колбаску. Строгай, строгай… Наделаем побольше бутербродов.
– Наделаем, – покладисто согласилась Ванда. – Гулять, так гулять.
– И фляжку с коньяком доставай.
– Это же на случай внезапной простуды…
– Прекращай, сероглазка, жмотничать.
– Алекс Петров! Что за манеры?
– Обычные манеры, – легкомысленно пожал плечами Лёха. – Солдафонские, ясный болгарский перец… А, что прикажешь делать? В средневековые благородные графья меня не берут. Сама же сказала, елочки зелёные. Мол, сперва запытают до полусмерти, а после – под восторженные аплодисменты простолюдинов, плебеев и смердов – сожгут на костре… Так что, извини. В том глубинном смысле, что извини и доставай заныканную фляжку.
Ужин, благодаря выпитому коньяку, прошёл в непринуждённой и раскованной обстановке.
Естественно, что по завершению трапезы супруги «Петровы де Бюсси» переместились в спальню, где непринуждённость и раскованность продолжились – по полной программе.
– Милый, прекращай так усердствовать, – томным и безумно-возбуждающим голоском нашептывала Ванда. – Кровать раскачивается. Как бы здание метеостанции не рухнуло…
– Пусть всё рушится, – не прекращая размеренных движений, отвечал Лёха. – Пусть весь этот многострадальный Мир летит в пропасть. Да и все другие Миры, без единого исключения. Меня уже никто и ничто не может остановить…
– И это – правильно, мой белобрысый и неутомимый солдафон. Продолжай. Не останавливайся…
Примерно через полтора часа они, всё же, угомонившись, уснули.
Лёхе снился сон. Цветной и реалистичный.
Весенняя степь. Ранний рассвет. Тонкая блёкло-розовая нитка зари стыдливо теплилась на восточном краю небосклона. Раздавался негромкий цокот конских копыт. В бездонной небесной вышине беззаботно пересвистывались жаворонки. По степи, никуда не торопясь, кочевала монгольская орда. Впереди, на злом чёрном коне, как это и полагается полновластному степному хану, скакал Хан. Отставая на полкорпуса от него, рысила – на гнедом жеребце – Лана. За её спиной была аккуратно пристроена походная люлька. В люльке сладко посапывал маленький сын Хана, которого при рождении нарекли – «Алексом». Хорошее, правильное и насквозь степное имя… Лёха и Ванда скакал следом за Ланой. Степь. Весна. Жаворонки. Раздолье…
– Просыпайся, любимый! – неожиданно попросил каурый конь, на котором ехала жена. – Ну, пожалуйста! Беда приближается. Просыпайся, родной…
«Видимо, не всё так просто – в этом незнакомом «степном» Мире, – сонно подумал Лёха. – Лошади, понимаешь, разговаривают…» – подумал и проснулся.
Он торопливо протёр ладонью заспанные глаза и, приподняв голову, огляделся по сторонам.
«Помещение метеостанции. Супружеская спальня. На прикроватной тумбочке в полнакала горит фитилёк масляного светильника. За окошком заметно сереет. Значит, приближается рассвет, – сообщил наблюдательный внутренний голос. – На кровати, спустив стройные ноги на пол, сидит наша Вандочка. Полностью обнажённая, понятное дело, как и полагается молодой и любящей жёнушке… Это она нас и разбудила. Очевидно, желает продолжения сексуального банкета. Дело, бесспорно, хорошее… Как ты, братец, готов?»
– Всегда готов, – протягивая ладони к аппетитной женской груди, вслух заверил Лёха. – Как образцово- примерный пионер.
– Остановись, Алекс, – неловко отстраняясь, попросила Ванда. – Нам сейчас не до этого.
– Что-то случилось? У тебя, графинюшка, очень встревоженные глаза…
– Встревоженные, ты прав. Я чувствую, что приближается большая беда, и нам надо уходить. Надо.
– Что конкретно ты чувствуешь? – собирая разбросанную по полу одежду, спросил Лёха.
– Не знаю, как это объяснить…
– А ты попробуй.
– Ладно, попробую, – начиная одеваться, пообещала Ванда. – Это, наверное, как у леммингов и полярных сов. Они ощущают, что приближается смертельная неприятность, и поэтому разбегаются- разлетаются подальше от места, в котором опасно оставаться.
– Нам опасно находиться в здании метеостанции?
– Так точно, мой отважный командир. Надо уходить.
– Сколько времени у нас есть?
– Думаю, что около двадцати-тридцати минут.
– Что же, попытаемся вынести на свежий воздух максимум дельных вещей и продовольственных припасов, – решил Лёха. – Ты оделась, сероглазка?
– Так точно.
– Тогда иди в продовольственную кладовую, затаривай полиэтиленовые пакеты консервами-колбасами и выноси их на улицу. Если почувствуешь, что опасность усиливается, то немедленно дай мне знать об этом.
– Хорошо, сообщу. А, ты куда?
– В оружейную и одёжную кладовые. Всё, пошли. Время поджимает.
Они успели вынести наружу много полезного.
– Складываем всё на берегу ручья, в ста метрах от метеостанции, – велел Лёха. – Так, делаем ещё один заход…
– Стой! – насторожилась Ванда.
– Что такое?
– Нельзя приближаться к зданию. Поздно. Скоро оно начнётся.
– Что – оно?
– Не знаю. Но, похоже, нам стоит лечь на землю. На всякий случай.
– Хорошо, ложимся. К ведьминым советам всегда следует относиться с пиететом.
С севера долетел протяжный и надсадный гул.
– Начинается, – испуганно зажмурив глаза, известила Ванда.
Гул приближался и креп, постепенно превращаясь в противный и навязчивый треск.
– Затыкаем уши! – велел Лёха. – Ради пущей страховки…
Земля плавно и размеренно закачалась.
«Никаких тебе резких толчков и рывков, – успокаивающе прошелестел внутренний голос. – Как будто – нежно и бережно – укачивает. Так, и действительно, можно запросто уснуть. Ночь-то выдалась
