внутренний голос. – Раз ничего не знает об надувных лодках…»
Вскоре вдали послышалось радостное визгливое потявкивание.
– Что это? – забеспокоилась Ванда.
– То, чего и следовало ожидать, – невесело хмыкнул Лёха. – Хозяева палаточного лагеря – по важным и неотложным делам – отсутствовали. А гиены, как хорошо известно, являются ночными и вечно-голодными животными. Как бы так.
– Ты хочешь сказать, что…
– Вот, именно. У гиен, судя по всему, пир горой. Придётся невежливо прервать. Доставай, графинюшка, низкочастотный излучатель. А я вытащу из кармана свой.
– Успел прихватить?
– Обижаешь, солнышко светловолосое. Успел, конечно, как и учили. И ещё парочку взял, что называется, про запас.
Впереди, среди низеньких пышных кустиков тёмно-зелёного вереска, мелькнуло – на краткий миг – пёстрое пятнышко. После этого раздался тревожно-трусливый вой.
– Внимательный часовой подаёт сигнал тревоги, – пояснил Лёха. – Твари дешёвые.
– И суки рваные.
– Молодец, сероглазка! Так держать. Мы прорвёмся…
– Обязательно прорвёмся, мой повелитель, – задорно сверкая серыми глазами, подтвердила Ванда. – Куда же мы денемся?
– Это точно…
Они забрались на вершину покатой дюны. До палаток оставалось пройти порядка ста двадцати метров.
– Вернее, до единственной оставшейся палатки, – недовольно проворчал Лёха. – Наша уютная кухонька и продовольственный склад уже полностью разорены.
– Блин горелый! – не сдержавшись, дополнила Ванда.
– Однозначно поддерживаю вас, благородная дама. Вашими нежными карминными устами глаголет чистая истина… Смотри-ка ты, гиены занимают, выстроившись полукругом, оборону. То бишь, не собираются отступать без боя. Видимо, не всё ещё сожрали. Включаем излучатели и, не ведая липкого страха, шагаем дальше…
– Шагаем!
Гиены, подняв ужасную звуковую какофонию, трусливо бросились наутёк.
– Обижаются, пятнистые, – усмехнулся Лёха. – Мол, у них нагло и беспардонно отобрали законную добычу. Ладно, ознакомимся с последствиями этого неожиданного и коварного набега.
Минут через десять Ванда подытожила:
– Уцелела лишь наша основная палатка. Спальные мешки порваны в клочья, даже примус изгрызли, сволочи жадные… Посмотри, милый, на банки с консервами. Половину разорвали на части! Ну, и зубки – у этих пятнистых собачек. Ужас, что такое!
– Может, оно и к лучшему? – с философской грустинкой передёрнул плечами Лёха.
– Что же в этом хорошего, оболтус белобрысый? Шутки армейские шутим?
– Ничуть не бывало. Я говорю совершенно серьёзно. Вот, ты хорошенько сама подумай. Зачем нам в пути нужны целых три палатки? А для чего – в такую жару – спальные мешки?
– Ну, не знаю…
– А, продовольствие?
– Что – продовольствие? – засомневалась жена.
– Много ли его унесёшь с собой? Мой рюкзак должен весить килограмм тридцать пять. Ну, на крайняк, сорок. Твой, учитывая общую хрупкость благородного графского организма, порядка пятнадцати- семнадцати. Палатка и резиновая лодка. Это уже больше четырнадцати килограмм. Плюсом пистолеты, запасные обоймы к ним и к карабину, три десятка стрел к арбалету, четыре шумовых гранаты, запасные кроссовки, походный котелок и сковородка, всякого по мелочам… Получается, что много продовольствия нам не утащить. Возьмём килограмма три-четыре пшеничной муки – блины печь. Десятка полтора банок с говяжьей и свиной тушёнкой, да две палки полукопчёной колбасы. Колбаска, завёрнутая в аппетитный пышный блин, является любимой походной пищей Богов и истинных армейских гурманов… Ещё прихватим коробку с чаем, расфасованным по порционным пакетикам, банку растворимого кофе, с килограмм сахара и литра два-три сока в картонных упаковках. Пожалуй, и всё. Нет больше места.
– Считаешь, что – на десять суток – этого достаточно?
– Более чем.
– А, если возникнет непредвиденная задержка? Скажем, на неделю-полторы?
– Ничего страшного, милая сероглазка. Будем охотиться и рыбачить. Прорвёмся. Не впервой.
Сперва они упаковали рюкзаки. Потом Лёха оперативно развёл жаркий костёр, вскипятил в котелке воду и заварил крепкий чай. А Ванда, наготовив целую гору бутербродов, сообщила:
– Израсходовала две последние пачки с соевыми галетами и три – последних же – баночки с красной икрой. Остальную икру – два десятка банок – наглые гиены сожрали, оставив только погрызенные кусочки жести… Алекс, этого хватит?
– Вполне. На маршрут не стоит выходить с плотно набитым животом – дыхание собьется, да и ноги быстро устанут…
После трапезы Лёха объявил:
– Всё, выступаем. Только остатки чая перелью в стандартные походные фляги, которые надо закрепить на поясах. Смотри, как это делается. Давай, помогу…
– Спасибо. А теперь надо посидеть на дорожку и с минутку помолчать, – посоветовала Ванда. – Примета такая, старинная и верная. Мне бабушка говорила.
– Хорошо, посидим. Как скажешь, родная… Всё, обещанная молчанка закончена. Встаём. Надеваем рюкзаки. Я вешаю за спину проверенный арбалет, в ладони же беру карабин. Вёсла от лодки, сероглазка, твоя забота… Шагом, марш! Курс – строго на юг!
– За орденами и славой! – дополнила Ванда.
– А, то…
За десять часов, сделав три коротких привала с одним тушёночным перекусом, они выбрались на хребет водораздела.
– Километров тридцать пять, если считать по прямой, отмахали, – привычно смахивая со лба капельки пота, сообщил Лёха. – Не плохо, мать его, для начала… Солнышко уже приближается к горизонту. Пора определяться с ужином и ночлегом… Ага, вот же, подходящая ровная площадка. Сухие дровишки имеются, за базальтовой скалой ручеёк журчит. Хорошее местечко. Останавливаемся.
– А завтра мы куда пойдём? – сбрасывая с узких плеч рюкзак, спросила Ванда.
– Спустимся с водораздела и направимся вон по той широкой долине. Она, правда, слегка отклоняется на юго-запад. Ничего, потом учтём этот момент, выровняемся… Смотри, в каменной стене имеется узкая чёрная щель. Может, это вход в пещеру?
– Сходим и посмотрим?
– Ну, его в баню турецкую. И других важных дел хватает… Слышишь, кукушка кукует?
– Ага, практически безостановочно. Значит, мы с тобой, любимый, будем жить вечно…
Через полчаса палатка была установлена, ярко и почти бесшумно горел походный костёр, в мятом котелке тихонько побулькивал кипяток, на сковородке яростно шипели, распространяя вокруг аппетитный запах, пышные блинчики.
– Ты, Алекс, как и всегда, прав, – слегка причавкивая, объявила Ванда. – На белом свете нет ничего вкуснее, чем полукопчёная колбаска, завёрнутая в тёплый пшеничный блин… Ой, слышишь? Кажется, гром гремит? А с востока тучи наползают – чёрные-чёрные…
Дождь шёл всю ночь напролёт. За полупрозрачным полотном палатки безостановочно сверкали изломанные жёлтые молнии, гремели, практически не смолкая, длинные и насмешливые раскаты грома.
– Плохо это, – печалилась Ванда. – Можем застрять здесь – чёрт знает на сколько. Неужели, мы попали в дождливую «благоприятную полосу», о которой предупреждал епископ Альберт?
Ранним утром Лёха, аккуратно отогнул полог палатки, осторожно выглянул наружу.
