самом деле невозможен. Но если я шаг за шагом вижу впереди себя Иисуса Христа, смотрю единственно на Него и шаг за шагом следую Ему, то я защищен на этом пути. Если я замечаю опасность моих дел, если я смотрю на путь вместо того, чтобы смотреть на Того, Который впереди меня, то моя нога уже скользит. Ведь Он уже и есть путь. Он — узкий путь и тесные врата. Это значит найти его. Если мы это знаем, то мы пойдем к жизни узким путем через тесные врата Креста Господня, — в таком случае подтвердится узость пути. И как же может быть широк путь Сына Божия на земле, по которой мы, граждане двух миров, ходим на грани между миром и Царством Небесным? Узкий путь и должен был быть истинным путем.
Стихи 15–20. Разделение между общиной и миром произошло. Но слово Иисуса движется вперед, судя и разделяя, — в общину. И среди учеников Иисуса снова и снова должно совершаться разделение. Ученики не должны думать, что им можно попросту убежать от мира и пребывать в безопасности на узком пути, в небольшой горстке. Среди них объявятся лжепророки, и от путаницы возрастет отчуждение. Вот один подле меня — по внешности член общины; это пророк, проповедник; по внешности, слову и деянию христианин; но из его нутра до нас доносятся темные основы; по нутру он — хищный волк; его слово ложь, и дело его обман. Он знает, как хранить свою тайну, но скрытно делает свое темное дело. Он среди нас не потому что к нам его влечет вера в Иисуса Христа, но потому, что дьявол гонит его в общину. От своих мыслей и пророчеств он, возможно, ищет властей и влияния, денег, славы. Он ищет мира, а не Господа нашего Иисуса Христа. Он прячет свои темные намерения под христианскими одеждами и знает, что христиане — народ легковерный. Он рассчитывает, что останется неразоблаченным в своем невинном платье. Он ведь знает, что христианину нельзя судить, и в нужное время не преминет напомнить об этом! Ведь не каждый смотрит в сердцу другого. Так он многих собьет с верного пути. Может, сам он всего этого и не знает, может быть, дьявол, его пославший, от него самого скрывает, кто он таков.
Это установление Иисуса могло повергнуть Его учеников в большой страх. Кто знает другого? Кто знает, не прячется ли за христианской видимостью ложь и не подстерегает ли соблазн. Это могло бы привести общину к глубокому взаимному недоверию, мнительности и духу трусливой рефлексии. Это могло бы привести к бессердечному осуждению каждого брата, впавшего в грех, — со ссылкой на слова Иисуса. Но Иисус освобождает Своих последователей от этого недоверия, способного подорвать общину. Он говорит: Худое дерево приносит и плоды худые. Оно даст знать о себе в свое время. Нам нет нужды заглядывать в душу. Нам надо подождать, пока дерево принесет плоды. По плодам различите деревья в свое время. Плоды же не заставят себя долго ждать. Здесь подразумевается не различие между словом и делом лжепророков, но различие между видимостью и действительностью. Иисус говорит нам, что человек не может долго жить видимостью. Приходит время плодоношения, приходит время разделения. Рано или поздно станет ясно, что за ним стоит. Дерево не может не плодоносить. Плод явится сам. И настанет момент, когда станет ясно, как отличить одно дерево от другого, — время плодоношения, которое все проясняет. Когда наступает время разделения между миром и общиной — а оно может наступить в любой день, не только в больших, но и в незначительных, повседневных разделениях, — тогда становится очевидным, что ложно и что хорошо. И здесь выдержит только действительность, но никак не видимость.
Иисус ясно требует от Своих учеников — отличать в такие моменты видимость от действительности и проводить разделение между собой и теми, кто христианин лишь по внешности. Это избавляет их от всяческих любопытствующих исследований другого, потребует правдивости и решимости в признании нисходящего решения Господа. В каждое мгновение может случиться так, что среди нас вынырнут христиане только по видимости, что мы будем разоблачены как кажущиеся христиане. Поэтому ученики и призваны к крепкому единению с Иисусом, к истинному следованию Ему. Всякое дерево, не приносящее плода доброго, срубают и бросают в огонь. И никакая пышность ему не поможет.
Стих 21. Но через призыв Иисуса следовать Ему разделение идет много глубже. После размежевания между миром и общиной, между кажущимися христианами и настоящими христианами размежевание вторгается и в исповедующую горстку учеников. Ап. Павел говорит: Никто не может назвать Иисуса Господом, как только Духом Святым (1Кор 12:3). Никто не может исходя из своего разума, силы и решения вручить свою жизнь Иисусу, назвать Его своим Господом. Но здесь заметна возможность того, что кто-то называет Иисуса своим Господом, но не Святым Духом, т. е. не услышав призыва Иисуса. Это тем более непостижимо, что если кто прежде называл Иисуса своим Господом, то это никоим образом не приносило мирской прибыли; напротив, было сознание, что это ведет к высшей опасности. «Не всякий, говорящий Мне: «Господи! Господи!» войдет в Царство Небесное…» Говорить «Господи! Господи!» относится к исповеданию общины. И не всякий, кто исповедует, таким образом, войдет в Царство Небесное. Разделение проходит посреди исповедующей общины. Исповедание никоим образом не дает прав на Иисуса. Никто не может призвать себя к исповеданию. То, что мы являемся членами Церкви истинного исповедания, — не есть право перед Господом. Мы принимаем блаженство не на основе этого исповедания. Если мы так полагаем, то совершаем грех Израилев, который благодать призвания превратил в свое право перед Богом. Так мы согрешаем против благодати Призывающего. Бог не будет ожидать момента, чтобы спросить, были ли мы евангельскими, но — исполняли ли волю Его. Он спросит об этом всех, в том числе и нас. Границы Церкви — это границы не привилегии, но благодатного выбора и призвания Божия. ??? ? ????? и ???' ? ????? — «говорить» и «делать» — здесь это, имея в виду и дальнейшее, толкуется как отношение между словом и делом. Более того, речь здесь была о двояко различающемся поведении человека перед Богом. ? ????? ????? «тот, кто говорит: «Господи! Господи!» — здесь это человек, который на основе своего поддакивания притязает на свое право. ? ????? — «делатель» — здесь это тот, кто в деле послушания смиреннейший. Первый здесь оправдывает себя через свое исповедание; другой же, делатель, — устроенный по Божьей благодати, послушный человек. Здесь, таким образом, речь человека становится коррелятом его самооправдания, дело же — коррелятом благодати, как раз в сравнении с которой человек не может ничего другого, кроме как смиренно повиноваться и служить. Тот, кто говорит: «Господи! Господи!», призвал себя к Иисусу сам, без Святого Духа; либо же он превратил призыв Иисуса в свое личное право. Другой же, делатель воли Божией, призван, благодатен, он послушен и воспоследовал. Он понимает свой призыв не как право, но как суд и обретение благодати, как волю Бога, единственно Которому он хочет повиноваться. Благодать Иисуса требует делателя, дело становится истинным смирением, истинной верой, истинным признанием благодати Призывающего.
Стих 22. Исповедующий и делающий отделяются друг от друга. И теперь разделение проводится до конца. Теперь здесь говорят только те, кто устоял до сих пор. Они принадлежат к делающим, только вместо исповедания призывают себя именно на это — их — дело. Они творили чудеса именем Иисуса. Они знают, что исповедание не оправдывает, поэтому пошли туда и стали велики между людьми чудесами, сотворенными именем Иисуса. И теперь предстают перед Иисусом, указывая на свои свершения.
Иисус открывает тут Своим ученикам возможность демонической веры, которая призывает себя к себе же, которая производит чудесные деяния, до неузнаваемости напоминая деяния истинных учеников Иисуса, дело любви, чудо, может быть, самоосвящение, — и, тем не менее, отрицает Иисуса и путь следования Ему. Это не что иное, как то, о чем Павел говорит в главе 13-й 1-го Послания к коринфянам — о той возможности проповедовать, пророчествовать, иметь всякое познание и даже всю веру, так что можно и горы передвигать, — но без любви, т. е. без Христа, без Духа Святого. Да больше того: Павлу приходится явственно подчеркнуть, что сами деяния христианской любви, от раздачи имения до мученичества, могут быть совершены без любви, без Христа, без Духа Святого. Без любви — т. е. именно что в этом деянии не осуществляется дело следования, это дело, чьим Делателем в конце концов является не кто иной, как Призывающий, Иисус Христос. Это глубочайшая, непостижимейшая возможность сатанинского в общине, последнее разделение, которое произойдет лишь в день Страшного суда. Но оно будет окончательным. Последователи, однако, должны спросить, где же все-таки последнее мерило этому, кто будет принят Иисусом и кто — нет. Кто пребудет и кто не пребудет? Ответ Иисуса этим отверженным исчерпывающ: «Я никогда не знал вас». Итак, вот она, эта тайна, сохраняющаяся от начала до конца Нагорной проповеди. Вот единственный вопрос — знал нас Иисус или нет. Чего мы должны держаться, если слышим, как слово Иисуса производит до дня Страшного Суда разделение между общиной и миром и затем в общине, если нам ничего больше не остается: ни нашего исповедания, ни нашего послушания? Тогда остается только Его слово: Я знал тебя. Его вечное слово, Его вечный призыв. Здесь конец Нагорной проповеди смыкается с ее первыми словами. Его слово на Страшном Суде — оно настигает нас в Его призыве следовать Ему, Но единственно Его слово, Его призыв сохраняются с начала до конца. Кто, следуя Христу, не держится ни за что, а только цепляется за это слово, кто отказывается от всего другого, того это слово пронесет до Страшного Суда. Его
