…В компоновке возвращаемого аппарата фигурировал многоштырьковый герморазъем; через него, как задумывалось, мог осуществляться в полете контроль работы борта — с помощью телеметрии, которая предусматривалась на возвратной ракете. Предполагалось, что будут измеряться: температура в разных точках, величина тока потребления, какие-то характеристики автоматики, что-то еще… В общем, разъем нес чисто контрольные функции.
Но он имел собственный вес. И это еще не все. Раз стоял разъем, то еще нужно было поставить на ракетке и пиронож, который при отсоединении от возвратной ракеты «шарика» должен «отрубить» кабель. А это — тоже вес. И притом — еще один элемент, снижающий, хочешь ты этого или нет, общую надежность станции.
На одном из совещаний Бабакин спрашивает электриков:
— Для чего провод номер шесть в этом разъеме?
— Для проверки, в порядке ли бортовая батарея.
— А если не в порядке?
— ?
— Отрезать этот провод. А на второй ножке разъема что?
— Ток передатчика.
— Если плохо, что можно сделать? Присутствующие поняли ход мысли Бабакина и как бы втянулись в игру.
— Ничего.
— Отрезать! Кто здесь есть от тепловиков? А, ты, — приветливо сказал он начальнику отдела Константину Михайловичу, который почему-то сел сзади, скрывшись за широкими спинами других. — Что тебе дадут эти температуры? Ну узнаешь их, что из этого?
— Для статистики.
— А если аппарат перегреется или заморозится, ты помочь чем-нибудь сможешь?
— Нет.
— Отрезать!
В разъеме было несколько десятков ножек… Через час разъема не было и в помине. Удовлетворенный совершенным, Георгий Николаевич сказал:
— Почему я решил снять этот разъем? Я не против телеметрии, вы это знаете. Без нее мы никуда еще не ходили. Но шарик сам по себе очень прост по аппаратуре. Поэтому я считаю, что полетную надежность мы должны и можем гарантировать серьезными наземными испытаниями. Тут я ваш союзник. И еще. В запасе у нас есть резервный, на худой конец вариант — возвратившийся на Землю шарик после его нахождения будет исследован дотошно. Ясно?
Приборы спускаемого аппарата и сама конструкция его показали во всех трех пусках (я имею в виду «Луну-16», «Луну-20», «Луну-24») стопроцентную полетную надежность. А контрольный разъем? Теперь уже, я думаю, многие позабыли, что когда-то такой намечался к установке…
…Почти вся бортовая аппаратура, которая работала на перелете и после посадки на Луну, была сосредоточена в герметичном приборном отсеке довольно сложной формы. Тороидальной. «Бубличной», одним словом. На этом торе было еще и несколько наростов в виде эллипсоидов с люками, через которые в отсек вставлялись приборы. Конструкция непростая, что и говорить. И, может быть, неоправданная с точки зрения непосвященного в тонкости проектирования этой станции человека. Казалось бы, отсек нужно выполнить в виде цилиндра, и тогда многое станет проще.
Но это не так. Цилиндр был бы намного выше тора. А это потребовало бы увеличения жесткости и соответственно большей массы.
В чем же конкретно состояла сложность торовой схемы?
Предполагалось, что торовый отсек будет изготавливаться из листового электрона, штамповаться, а затем фрезероваться. Сложно, что и говорить. Ну а главное даже не в этом. Из-за фигурной формы отсека нельзя при его изготовлении применить автоматическую сварку — места стыков приходилось сваривать вручную. Это обстоятельство в основном и вызывало недовольство отдельных служб — изготовлять отсеки будет трудно, контролировать качество тоже… Дело дошло до непримиримых, казалось бы, разногласий между конструкторами и «потребителями», производством. На чертеже общего вида отсека, там, где должна была стоять подпись, означавшая, что все вопросы согласованы, появилась пометка «Конструкция нетехнологична». Такой приписки на чертежах не помнят даже ветераны.
Пришли к Бабакину, показали чертеж, рассказали о разногласиях и о почти безвыходном положении. Георгий Николаевич внимательно выслушал всех и спросил:
— В агрегатных цехах умельцы есть?
Стали называть фамилии рабочих, квалификация которых была не меньше, чем у лесковского Левши, который в стародавние времена прославился умением ставить подковки на тонкие блошиные ножки. Один, второй, третий — загибая пальцы на руках, называли наперебой фамилии рабочих.
— Так, а сколько килограммов мы сэкономим при таком отсеке? — спросил Бабакин и, удовлетворенный ответом, подвел итог: — Товарищ, не пожелавший согласиться с чертежом, прав… — присутствующие встрепенулись… — был бы, — раздельно подчеркивая каждое слово, сказал он, — если бы мы гнали серию, большую или малую, но серию. А мы делаем уникальные объекты, в единичных количествах, с необычной задачей и всем остальным. Подумайте над этим доводом, а если у кого появятся более веские аргументы, скажите. Сегодня, завтра. День-два погоды не делают. Хорошо?
На всех станциях, доставлявших на Землю лунный грунт, стояли такие сложные по форме торовые отсеки.
…История с выпуском эскизного проекта «Луны-16», по-моему, далеко не тривиальна. И потому, как кажется, должна представлять интерес.
Дело в том, что руководящими документами предусматривался на начальном этапе проектирования выпуск не эскизного проекта, а так называемого аванпроекта. То есть проекта, предшествующего эскизному. Предварительного проекта.
Что должно было содержаться в этом документе? Основные принципы построения экспедиции, некоторые наиболее важные характеристики систем, участвующих в ней, ну и предварительная компоновка станции. Аванпроект — это, по сути дела, предложение о создании комплекса без детальной проработки.
На выпуск аванпроекта отводилось что-то около двух месяцев. Эскизный же проект по проработке вопросов намного более глубокий, проект, на основании которого уже разрабатываются и запускаются в производство рабочие чертежи, поэтому в такой ограниченный срок, как считалось, его сделать было нельзя. Об этом говорил немалый уже опыт, и он сомнению не подвергался.
На разработку аванпроекта был составлен и утвержден график. В нем предусматривалось и наименование глав, и их краткое содержание, перечислялись ответственные исполнители, указывались сроки подготовки материалов — словом, казалось бы, все, что нужно. Но потом выяснилось, что далеко не все. В нем не был предусмотрен важнейший фактор, от которого зависело не только качество выполняемой работы, но и время, отведенное на ее выполнение. Имя фактору — энтузиазм исполнителей. А он к этому времени настолько стал массовым явлением и настолько проник во все звенья инженерно-конструкторского коллектива, что учитывать его нужно было обязательно. Именно он и оказал на эту работу решающее влияние.
Чем подогревался энтузиазм? Думаю, гордостью за фирму, перед которой была поставлена такая ответственная и престижная задача, как изготовление космической станции для доставки на Землю лунного грунта. Тезис «Нас никто не дублирует» вошел в плоть и кровь каждого. Ведь не часто же выпадает такое, когда все от начала до конца — новое, неизведанное. И вдобавок очень нужное. Не хочу быть излишне патетичным, но в данном случае фраза «Энтузиазм овладел массами» выражала именно то, что должна выражать.
Конкретным продуктом особого отношения к делу стали разделы проекта, которые каждый исполнитель старался сделать лучше, полнее, чем это задумывалось. И как следствие этого аванпроект получился непохожим на прежние — простые, описательные, состоящие из общих положений. Новый аванпроект наполнился динамичным содержанием, поисками и конкретными решениями.
И вот тут-то произошло событие, с которым лично я за много лет работы в КБ столкнулся впервые,
