Но сердце знало, что это не так, совсем не так.
Из весельчака, рубахи-парня, вмиг становящегося душой любой компании, Виктор превратился в человека замкнутого и угрюмого. Даже с друзьями общаться перестал, хотя раньше недели не проходило без посиделок и застолий. Даже если Ирина робко намекала, что можно бы пригласить гостей, посидеть в тесном кругу или самим сходить куда-нибудь, он только досадливо морщился и цедил сквозь зубы:
— Вот тоже придумала! Я и так на работе устаю.
Теперь каждый вечер был похож на другой, как клонированная овечка Долли на свою генетическую маму. Приходя домой, Виктор даже не смотрел в сторону Ирины. Он равнодушно съедал приготовленный ею ужин и усаживался на диване перед телевизором. Но даже это простое времяпрепровождение теперь выглядело каким-то новым, незнакомым и даже пугающим. Раньше он интересовался политикой (зачем — бог весть!), шумно комментировал новости или полемизировал с телеведущим, старался не пропускать футбольных матчей и очень эмоционально болел за нашу многострадальную сборную… А теперь просто сидел часами, уставившись в экран и бесцельно щелкая пультом. Кажется, сейчас ему вообще стало все равно, что смотреть — прогноз погоды, новости, футбол, выступление танцевального ансамбля или рекламу. Пару раз Ирина даже видела, как на экране мелькают кадры знакомых сериалов, которые муж раньше просто на дух не переносил!
Ровно в одиннадцать он вставал с дивана и отправлялся в спальню, аккуратно вешал одежду на плечики в шкафу, ложился в постель и сразу же засыпал.
Если только…
Несмотря на страшную жару, Ирина почувствовала, как озноб пробежал по всему телу, от макушки до пяток. О сексе она вообще не могла теперь думать без нервной дрожи. Раньше, когда случалось такое, Виктор сначала игриво посматривал в ее сторону, потом обнимал со словами: «Ну, иди сюда, что ли, мать! Пошалим немножко на ночь глядя»… И пусть Ирина никогда не считала себя очень страстной и к интиму относилась спокойно, по принципу «есть — хорошо, а нет — и не надо», близость эта была ей приятна. Теперь все происходило совсем по-другому… Виктор молча наваливался сверху, двигался быстро, почти грубо и даже не смотрел на нее, словно она была не человеком, а надувной куклой. В этом соитии было что-то механическое, неживое…
И страшное.
В горле запершило, и глазам стало как-то подозрительно горячо изнутри… Вот только расплакаться сейчас не хватает! Ирина провела рукой по лицу, словно стирая неприятные воспоминания.
Ничего, переживем, перетерпим и это! Главное — что Витя никуда не уйдет, и у них еще, может быть, все наладится… Ей не придется начинать все сначала почти в сорок лет — без профессии, без денег, без поддержки, и сын не останется без отца.
Правда, в последнее время Толик бывал дома все реже и реже. Ирина пыталась поговорить с ним, но сын упорно отмалчивался, бормотал что-то невнятное о приближающихся экзаменах — и снова исчезал.
Лучше подумать о чем-нибудь более приятном — например, о том, что совсем скоро можно будет наконец-то сделать ремонт в квартире. Года два уже собирались, но теперь Ирина решила твердо, что дальше тянуть нельзя. Хотелось все поменять, чтобы жить в обновленном доме, где ничто не напоминало бы о тоске и унижении.
Благо и возможность появилась. Витя, который раньше был не то чтобы скуповат, но весьма и весьма расчетлив, стал вдруг совершенно равнодушен к деньгам. Когда Ирина лишь заикнулась о том, что хорошо бы наконец-то обновить интерьер, может быть, даже дизайнера пригласить, — он отреагировал на удивление спокойно. Сказал только:
— Надо — делай. Мне все равно.
Ирина ходила по магазинам, приценивалась, выбирая плитку, обои, кафель и сантехнику, искала по Интернету ремонтные фирмы, даже посетила мастерскую дизайнера, предлагающего услуги по обустройству «стильного дома», — и сама себе удивлялась. Почему-то теперь это занятие не доставляло ей никакого удовольствия. Она равнодушно рассматривала каталоги, часами бродила по торговым центрам — и уходила, ничего не купив. Ну какая разница — зеленые обои или голубые, плитка под мрамор или под гранит?
Даже к любимым прежде романам она как-то охладела и спокойно проходила мимо книжных развалов, заполненных яркими обложками. Чужие страсти перестали ее волновать, и следить за развитием любовных историй стало совершенно неинтересно. Выдуманные персонажи, порожденные буйной фантазией писателей, стали казаться какими-то картонными, плоскими, скучными…
На дачу она так больше и не ездила ни разу. В такую жару тяжело, конечно, сидеть в квартире, но Ирина старательно убеждала себя, что просто не может оставить своих мужчин одних, без присмотра. Они же тут грязью зарастут по уши! К тому же у Толика — выпускные экзамены, а потом будут вступительные в институт, и мужа оставлять одного как-то боязно… Теперь Ирина думала, что Виктор был прав, когда говорил, что дом лучше продать. Она точно знала, что больше не сможет приезжать туда, как раньше, и проводить там лето, а деньги всегда пригодятся! Летом бы самое время этим заняться, подыскать покупателя, но муж не заговаривал об этом, а она сама как-то не решалась.
Теперь Ирина все время и силы отдавала домашнему хозяйству. Она без устали стирала, гладила, готовила все более сложные и трудоемкие блюда, снова и снова пылесосила ковры и протирала мебель полиролью. Ей все время казалось, что в доме беспорядок, и каждую пылинку, каждое пятнышко она воспринимала как угрозу своему хрупкому благополучию, купленному такой дорогой ценой.
Да, кстати о цене… Ирина почувствовала легкий укол совести. В который раз подумала о том, что надо все-таки отдать деньги колдунье, а то как-то нехорошо получается. Почему Виктор вернулся — неизвестно, но ведь не скажешь, что Альвина ее обманула!
Дальше тянуть нельзя. Три месяца уже прошло… Конечно, две тысячи долларов — сумма немалая, но быть чьей-то должницей Ирина не хотела. Тем более — ведьминой. Если эта женщина и впрямь может так легко управлять чужими судьбами, то лучше ее не сердить, а то мало ли что в голову прийти может?
Так что лучше отдать, что обещала, — и забыть о ней навсегда.
Посмотрев на настенные часы, расписанные синими узорами «под гжель», Ирина сообразила, что уже почти полчаса стоит, тупо глядя на кусок мяса. Надо же, задумалась так надолго! В последние дни такое с ней часто случалось. Ирина как будто
Она вытерла руки кухонным полотенцем и направилась в комнату. Вот они, деньги, отложенные на ремонт, лежат себе спокойненько в ящике стенного шкафа. Виктор специально снял с карточки и отдал ей. Ирина перебирала в руках стодолларовые купюры, пытаясь сосчитать, сколько же здесь, но почему-то все время сбивалась. В конце концов она бросила это занятие, отложив положенную сумму, и вернула пачку зеленых купюр на место.
Интересно только, что сказать Вите, если он спросит, куда подевались две штуки баксов? Хотя это вряд ли… Деньги отданы в ее распоряжение, он никогда не пересчитывает. Больше или меньше — даже не заметит. В конце концов, на дизайнере можно и сэкономить. Неужели она не способна сама решить, в какой цвет покрасить стены и какую плитку положить в ванной?
Теперь нужно только позвонить Альвине и назначить встречу. Приходить просто так, без предупреждения вроде бы неудобно… Ирина спрятала приготовленные деньги в конверт, положила его в сумку, на самое дно. Она долго, старательно искала ту самую салфетку с телефоном и ругала себя, что так и не удосужилась переписать его куда-нибудь еще. В записную книжку, например, или хоть в мобильный телефон…
Хотя, с другой стороны… Записной книжки у нее просто нет. Несколько нужных ей номеров она давно помнит наизусть, так что необходимости просто не возникало, а что до мобильника… Ирина никогда не могла бы в этом признаться, но она так и не научилась управляться со своим навороченным аппаратом с кучей функций, подаренным Виктором на прошлый день рождения.
Она перерыла сумку, поискала по карманам, даже в Витином письменном столе посмотрела зачем-то, но проклятая бумажка словно в воду канула. Ругнув себя за неаккуратность, Ирина набрала Светкин телефон. На этот раз ответили сразу. Трубку взяла не секретарша, а сама Светлана. Голос ее показался очень веселым и бодрым. Сразу было заметно, что сейчас, в середине лета, Светка на работе не зашивается и вполне искренне рада ее слышать.
