они совершенно очевидно желают только добра. Мощь их разума вызывает восхищение — энергетические инопланетяне лишь с огромным трудом могут оперировать материей, и уж, конечно, не в таких масштабах, чтобы сдвинуть с места и протащить сквозь миллионы километров стальную глыбу размером с дом. Но и они хотят быть похожими на старших братьев и застенчиво предлагают им результаты собственного труда — блестящие камешки, кусочки металла и т. д. Некоторые подарки принимаются Древними, некоторые отвергаются — все это без комментариев.
Корабль смотрителя опускается на очередном астероиде недалеко от маяка. Из раскаленных дюз на заботливо разогретую площадку вываливается маленький инопланетянин, кланяется в сторону рубки (хотя никто не сможет увидеть этот жест даже при большом желании), робко кладет на камни кусочек золота и бежит к местной атомной подстанции немножко погреться и подождать прибытия следующего рейса. Когда почва остывает, смотритель выходит наружу, подбирает подарок, проводит быстрое обслуживание маяка и улетает.
И он, и маленький инопланетянин полны признательности великим Древним.
«Черный Человек уже идет по улице, — вкрадчиво прошептал хрипловатый голос. — Черный человек уже приближается к твоему дому. Черный Человек уже подходит к двери…»
Стук.
— Кто… там?!
— Это я, Черный Человек, — смущенно кашлянули за дверью. — Я хотел спросить… Вольфганг Амадей, вы уже написали мой Реквием или все еще нет?
— У Его Величества, — обратился художник к помощникам, — и у Ее Величества родилась Ее Высочество. И теперь Их Величества требуют от меня нарисовать большую яркую картину, которую можно будет повесить на стене в детской.
Он развел руками и очертил в воздухе широкий прямоугольник, показывая, какого размера должна быть картина.
— Королевский герб! Лев, дракон и единорог, сцепившиеся в смертельной схватке, вокруг рыцарского щита. Задача ясна? Тогда за дело. Займите свои места, я буду рисовать, а вы позируйте. Дракон пусть придерживает щит хвостом и правой передней лапой, да, вот так. Единорог, поставьте копыто с другой стороны. Нагните голову, чтобы рог смотрел в сердце дракону… нет, чуть выше… еще чуть-чуть… стоп! Отлично! А лев… Лев! Где лев?!
— Да здесь я, здесь, — из травы вылез толстый рыжий котенок и фыркнул, сдувая с мордочки прилипшие семена одуванчика. — Ф-фух! Доброго утречка всем. А Вы, дяденька, меня рисовать будете, да?
— Ты кто такой? — вскричал художник. — Где лев?
— Лев приболел, просил заменить, — котенок гордо напыжился. — Я за него. Чем не лев? Даже лучше в сто раз!
— Ты не похож на льва, — возразил художник.
— Ну вот еще! — возмутился котенок. — Конечно, похож! Я рыжий, грозный, и у меня даже когти есть, могу показать, вот! — он выпустил острые белые коготки. — А как я рычу — никакой лев так не умеет! Слушайте! М-р-р-р!!! Мр-р-ря-а-а!!!
— Хватит! Достаточно! — Художник зажал уши. — Ладно, уговорил. Пририсую тебе гриву, увеличу в сорок раз, выйдет нормально. В конце концов, принцесса еще маленькая, что она понимает во львах? Становись на свое место.
— Сюда? — котенок устроился между драконом и единорогом и положил лапку на драконий хвост. — Вот так, да?
— Да, — произнес художник после недолгого молчания. — Так и стой. Голову поверни к единорогу и уши прижми. Ты ему угрожаешь, понял? А дракон пусть замахивается на тебя свободной лапой…
— Ну нет, — решительно произнес дракон, развернулся и пополз прочь. — Мы так не договаривались. Я согласен драться со львами, но на ребенка лапу не подниму! Увольте!
— Издеваешься? — взвизгнул художник и бросил на землю кисточку. — Если я тебя уволю, кто тогда на картине останется? Кем я дракона заменю?
— А можно мне попробовать? — раздался голос откуда-то снизу, и из ромашек выпрыгнул еще один котенок — точная копия первого.
Художник сглотнул и сипло поинтересовался:
— Тебе чего, малыш?
— Я могу заменить вашего дракона, — важно заявил второй котенок. — У меня получится, честно- честно!
— Малыш, посмотри на себя и на дракона, — мягко произнес художник. — Ты маленький, он большой. У него золотая чешуя, крылья, пламя из пасти, а у тебя что? Ничего такого нет.
— Зато у меня усы! — парировал котенок и без дальнейших споров занял место дракона. — И я тоже золотистый, — добавил он вполголоса, чуть подумав.
Художник перевел взгляд с одного котенка на другого и обратно.
— А как я вас различу, кто есть кто? Вы ведь похожи, как… как… Вы что, братья?
— Какие же мы братья? — фыркнул второй котенок. — Он мальчик, а я девочка.
Единорог деликатно откашлялся. Художник вздрогнул.
— Я Вас очень прошу, — быстро произнес он, обращаясь к единорогу. — Не надо! Не уходите.
— А я и не собираюсь уходить, — весело ответил единорог и потряс козлиной бородкой. — Я просто полежу тут в сторонке, не обращайте на меня внимания.
Он убрал копыто со щита и легко затрусил в сторону. Щит покачнулся и упал на траву большой разноцветной заплаткой. Котята, которые сперва испуганно отскочили, тут же подобрались поближе и принялись с интересом обнюхивать край щита.
— А как же государственный герб? — жалобно всхлипнул художник. — Три геральдические фигуры, смертельная схватка…
Единорог снова с усмешкой потряс бородой и, склонив голову, принялся наблюдать за котятами, которые уже забрались на щит и теперь увлеченно возились там, — один, лежа на спине, отбивался лапами от другого, который норовил поймать его за хвост.
— Люблю смотреть, как малыши играют, — признался единорог.
Художник уныло поглядел на это безобразие, подобрал кисточку, вздохнул и стал рисовать. Мало- помалу он втянулся в работу, повеселел и даже стал насвистывать.
«Ничего, — думал художник. — Два играющих в траве котенка, так даже лучше. В конце концов, принцесса еще маленькая. А когда подрастет, мы ей и настоящий герб нарисуем».
Спасибо тебе, Солнце, за твое тепло. Мне было так холодно, грустно и одиноко, и я думала, что это навсегда. Но разве можно хранить ледяную невозмутимость, когда ты так ярко светишь и подмигиваешь с голубого неба, и смеешься, и щекочешь золотыми лучами? Какой уж там лед! Не думала, что еще способна плакать, но вот ведь, разревелась как маленькая, с каждой сосульки так и капает. Говорят, слезы очищают. Если это правда, то спасибо тебе, Солнце, за очищение.
Спасибо, я очень тронут. Выходит, и от меня есть какая-то польза, не зря светил. Но зачем же плакать-то? Улыбаться надо! Улыбка тоже очищает, честное слово!
Все-все, уже не плачу. Я улыбаюсь, правда. Только зачем же скромничать? От тебя, Солнце, большая польза! Ты даришь свет, указываешь путь, по тебе сверяют время. Ты несешь всем тепло, а значит, и жизнь. Ты великое светило, стыдно тебе, должно быть, прибедняться.
