очень, очень хорошо.
И они убили Мазукту, зажарили и съели. И было им счастье.
Демиург Шамбамбукли сидел в гостях у своего друга демиурга Мазукты.
— Ты совершенно напрасно себя ограничиваешь! — вещал Мазукта, расставляя на столике тарелки. — Видел я твой последний мир — не на что взглянуть. Предельная простота и функциональность, спартанские условия. Нет, это не по мне.
Широко взмахнув рукой с зажатой в ней вилкой, Мазукта обвел окрестности.
— Вот, приятно взглянуть! Пространство! Масштабы! Одних звезд полтора миллиона. Или миллиарда, не помню уже. Солнц — аж четыре штуки. Горы — не ниже десяти миль, а мои степи!.. Ты видел мои степи? Они бес-край-ни-е!
— А зачем? — моргнул Шамбамбукли.
— Как зачем?.. Для красоты.
— И все?
— И еще, чтобы скакать по степи весь день, от восхода до заката.
— Ты скакал?
— Нет. Но говорят, это здорово.
Мазукта разлил по бокалам вино и с гордостью показал этикетку.
— Столетнее! Это мне приношение от горных племен. Они меня любят.
— Правда? — вежливо спросил Шамбамбукли.
— Угу. Наверное.
Мазукта развернул полотняный сверток и принюхался.
— А ну-ка, что там мне сегодня принесли?.. Жареные быки, козы, овцы… о, мед! Пчелиный! Шамбамбукли, в твоем мире пчелы есть?
— Нет.
— И очень зря. На, попробуй. Знатная вещь.
Мазукта разложил по тарелкам жертвоприношения и приступил к трапезе.
— Вкусно, — констатировал он с набитым ртом. — Люблю жареное мясо. Кочевники очень недурно научились его готовить. Любят они меня.
— Думаешь?
— Уверен. Они во мне души не чают, вот и дарят всякое-разное. Иногда еще юных девственниц приносят, но я их не ем.
— А что по этому поводу думают юные девственницы?
— Без понятия.
Мазукта облизал жирные пальцы и вытер их о скатерть.
— А почему бы им меня и не любить? Я хороший. Я им целый мир создал.
— А я думал, что миры делаются для демиургов…
— Ха! — фыркнул Мазукта. — Это ты создаешь миры для себя. Был я там, видел. Весь твой мир — комната 3?4 метра, стол, кровать, камин и канарейка. Да и та — заводная.
— Мне хватает, — осторожно возразил Шамбамбукли. — Там тихо, спокойно и уютно. И никто не беспокоит. А если мне захочется столетнего вина, то я и сам его могу сотворить.
— Такого — не сотворишь. Слабо.
— Ну так похожее сотворю. Я не гурман, знаешь ли.
— Знаю. Ты эгоист.
— Ну и что? Кому от этого вред?
— А кому от этого польза?
— Мне.
— Вот и я о том же говорю. Ты все делаешь для себя, любимого, а я — для людей!
— Например, для юных девственниц?
— Да что ты прицепился к этим юным девственницам!
— Да так, просто…
— Ты сам посмотри! Сколько я всего для людей сделал! Горы им воздвиг — раз! Степи расстелил — два! Леса насадил — три! А каких животных наплодил! И все — ради их удовольствия.
— А людей зачем сотворил?
— Людей — для собственного удовольствия. Но все остальное — для них.
— Это что у тебя? — спросил демиург Шамбамбукли демиурга Мазукту.
— Человек, — ответил Мазукта.
— Это — человек? — удивился Шамбамбукли.
— Модель, — пояснил Мазукта, подбрасывая на ладони что-то напоминающее небольшой кокосовый орех. — Разборная.
— А можно посмотреть?
— Да, пожалуйста. — Мазукта протянул орех Шамбамбукли.
Тот повертел модель в руках, колупнул ногтем жесткую корку.
— Ну и что дальше?
— Это — привычки и условности, — объяснил Мазукта. — Они у всех похожи, хотя и есть некоторые отличия. Ты снимай, не бойся.
Шамбамбукли раскрыл орех и недоуменно вскинул брови. Под первой скорлупой оказалась вторая, аляповато раскрашенная яркими красками.
— Ну а это что такое?
— Человеческая память. Она создает уникальный образ. У каждого человека набор воспоминаний свой и только свой. Иногда его даже ошибочно принимают за саму суть человека, но это, конечно, ерунда. Рождается-то он безо всяких воспоминаний. А что-то в нем уже есть.
— И что же это «что-то»?
— А ты открой, увидишь.
Шамбамбукли раскрыл и эту оболочку и нахмурился, обнаружив внутри еще одну, загадочно опалесцирующую.
— Мазукта…
— Это — личность. Характер, если хочешь. Он определяется звездами, под которыми человек родился, местом, где родился, генами, отчасти воспитанием… словом, целиком и полностью зависит от внешних воздействий. Так что, сам понимаешь, и это не является сутью человека.
— Открывать дальше?
— Открывай.
Внутри третьей оболочки оказалась четвертая, чему Шамбамбукли уже не удивился. Она горела и пульсировала.
—..?
— Моя Искра, — со сдержанной гордостью сообщил Мазукта. — Обрати внимание на совершенство форм.
— Уже обратил. А человек?..
— То, что ты видишь, — продолжал Мазукта, словно не расслышав вопроса, так ему хотелось похвастаться своей Искрой, — не что иное, как внешняя сторона души. Человек получает ее от меня… ну, технология тебе известна. Поэтому душа лишь отражает какую-то часть создателя и не является тем самым уникальным определителем человека. Она лишь оболочка для той неповторимой сущности, которая находится…
— Там ничего нет, — перебил Шамбамбукли и протянул Мазукте орешек.
— Что? — не понял Мазукта.
— Я открыл. А там пусто. Никакой уникальной сущности нету.
