аппарат, и, когда он зазвонил, Макар Иванович сразу схватил трубку. Собственная, уже начатая статья вызывала такое отвращение, что он даже позабыл, что находится хоть и у себя дома, но не в Москве.
— Лейтенант? — Голос был знакомый, но понять, кто это, сразу не удалось.
— Вам кого? — на всякий случай спросил Макар Иванович, лихорадочно прокручивая варианты. Чей же это голос?
— Не узнал меня, лейтенант? Не узнал! Нехорошо старых друзей забывать, нехорошо. Ну, ты теперь, я слышал, большой человек…
— Кто говорит?
— Макарушка, это же я! Ну я, Макс! Помнишь Чехословакию? Градусник, зеркальце?
— Максим?
— Ну, наконец-то. А я уж думал, вообще боевого друга позабыл, журналист!
— Да неожиданно как-то получилось, — попытался оправдаться Макар Иванович. — Я же здесь случайно. Приехал на несколько дней. Сижу, понимаешь, над статьей, и вдруг звонок. Ты вообще как сам-то, жив? Тянет чешская пуля?
— Был жив! — Голос в телефонной трубке сразу переменился, стал жестче. — Ну это не важно. Я просто так позвонил, вроде отметиться. Прощай, лейтенант.
— Погоди! Погоди, не бросай трубку-то, — почувствовав неладное, попросил Макар Иванович. — Ты откуда звонишь, Макс? Макс, ты меня слышишь?
— Из больницы! — после приличной паузы сказал он. — Рак у меня, лейтенант. Так что прощай. Зря я тебе позвонил. Не надо было. Зачем, спрашивается, потревожил чужого человека. Прощай, не держи зла, лейтенант.
Какое-то время Макар Иванович сидел неподвижно, глядя на закрытую штору, сквозь которую прорезался солнечный диск. Красные огромные цветы, нарисованные на ткани, чуть покачивались. Телефон звонил долго, он снял трубку, сообразив, что это междугороднее соединение.
— Макар Иванович, приветствую. Самарин беспокоит. Макар Иванович, я чего звоню. Отправил я твоего Пашу в
Чечню. Во-первых, там что-то опять интересненькое раскручивается, а во-вторых, он очень просился. Так что ты не задерживайся там. Ты же его знаешь, привезет такой материал, что хоть со святыми выноси, и я его похабщину без твоей визы не выпущу. Ты меня хорошо понял? — Да, вполне!
— Ну так когда мы тебя ждем?
— Через три дня!
— А пораньше если?
— Пораньше, извини, Михаил Львович, не получится!
— Ладно! Я знаю твою ситуацию. Пусть через три дня.
Но не позже. Через три дня я хочу видеть тебя на рабочем месте прямо с утра. Маме привет передавай.
«Хороший человек, а какая сволочь… — подумал Макар Иванович, снова открывая записную книжку и перелистывая странички. — Привет матери. Будто он видел ее когда? Хотя видел, наверно, лет пять назад, когда она в Москву приезжала зубы чинить. Да должен быть у меня здесь телефон Макса, должен быть, или не переписал?»
Все-таки номер нашелся, он оказался в старой записной книжке, которую мать заботливо сохранила в ящике письменного стола. Диск аппарата под нажимом пальца поворачивался со скрипом, туго. После нескольких гудков, когда Макар Иванович, отчаявшись, хотел положить трубку (сколько все-таки лет прошло, номер мог сто раз измениться), на том конце отозвался немолодой женский голос:
— Слушаю вас, говорите.
— Добрый день. Извините, я узнал случайно, что Максим Данилович в больнице. Это старый друг его говорит, мы вместе в Чехословакии были, может быть, он рассказывал? Макар меня зовут. Макар Дмитриев.
— Рассказывал.
— Это его жена?
— Жена.
— Я хотел бы его навестить. Вы не могли бы мне сказать, в какой Макс больнице? — Нет,
— Почему же нет?
— Макс уже дома.
— Значит, он из дома звонил. Вот подлец. А сказал, что из больницы. Простите, а нельзя мне этого подлеца попросить к телефону.
— Максим умер.
— Вы же только что сказали, что он дома.
— Мы привезли тело из больницы сегодня утром. Максим Данилович умер два дня назад.
3
Статья лежала на столе перед ним, и ничего, кроме отвращения, не вызывала. Из всего написанного устраивало, пожалуй, только название: «Прозрачная граница», это терпимо, но это и все. Четыре дня были потеряны. Изматывающая поездка в Припять практически не принесла никаких свежих данных. Нужно было чем-то удивлять, но выходило — удивлять нечем.
«Нет новых фактов, так нужна какая-нибудь сентиментальная страшная история… Нечто душещипательное… — стараясь избавиться от неприятного осадка, вызванного последним телефонным звонком, соображал Дмитриев. — Какой-то оригинальный поворот, личная трагедия, какой-то простой пугающий случай!»
Он опять отодвинул рукопись и взял записную книжку.
«Женская мода, — сказал он себе, открывая книжку. — Дорогие читатели, сейчас вы узнаете всю правду о модных шубах. — Он быстро набрал номер и прижал трубку к уху, собственный цинизм помогал сосредоточиться. — Иначе у меня статья не клеится…»
— Я не поняла, повторите?
Голос на том конце оказался таким неожиданно беспомощным, таким нежным и тихим, что Макар Иванович моментально утерял весь свой цинизм.
— Моя фамилия Дмитриев, — сказал он осторожно. — Дмитриев Макар Иванович, я корреспондент газеты «События и факты». Несколько дней назад мы с вами познакомились на улице. Помните, вы дали мне своей телефон?
— И что? — отозвалось эхом в трубке.
— Я хотел бы встретиться с вами, Зоя. Вас действительно зовут Зоя?
— Зачем нам встречаться?
— Видите ли, Зоя… — стандартным своим оборотом было начал Макар Иванович и сам себя перебил, вдруг решившись идти напролом: — Вы знаете, что носите радиоактивную шубу?
— Знаю!
— Давно вы в ней ходите?
— Не первый год. — Вероятно, произошло какое-то переподключение на линии, и женский голос зазвучал громче. — Если вы хотите купить мою шубу… — Ее голос звучал так сильно, что заболело ухо. — То она не продается.
— Вы не хотите об этом говорить?
— А вы бы на моем месте стали об этом говорить?
— Хорошо, — сказал Макар Иванович. — Предположим, я хочу просто встретиться с вами. Просто, — он постарался, чтобы в интонациях не было фальши, — пригласить в ресторан. Это возможно?
— Возможно!
На линии снова произошло какое-то переключение, и слабый голос Зои звучал опять очень далеко.
