- - - - - - - - - - Садись - - - - - - - - - - Рожа у меня - - - - - - - - - - Только - - - - - - - - - -
Действительно, его здорово избили.
Я сказал, что надо ломиться в дверь. Сказал, что почки иначе совсем сядут.
- - - - - - - - - - Знаю - - - - - - - - - - Фриц - - - - - - - - - - Знаю - - - - - - - - - - Не надо - - - - - - - - - -
Его голос садился до шепота.
- - - - - - - - - - Суки - - - - - - - - - - Фриц - - - - - - - - - - Здесь все повязано - - - - - - - - - - Все - - - - - - - - - -
Он помолчал.
- - - - - - - - - - Я не могу дальше - - - - - - - - - - Фриц - - - - - - - - - -
Я молчал. Он подумал, что это вопрос.
- - - - - - - - - - Я сосал у этого мудака - - - - - - - - - - Понимаешь - - - - - - - - - - Сосал - - - - - - - - - -
Ну и хуй с ним, - - - сказал я, - - - сосал-сосал-сосал - - - Ебаный в рот! - - - Ну и что! - - - Ну и я сосал! - - - Хули из этого кино делать! - - - Подыхать?! - - -
Сафа замолчал. Это для него было что-то новенькое. Он посмотрел на меня. Не врал ли я?
Я опустил глаза. Теперь у меня не было Сафы. Я его потерял в эту секунду.
Он молчал.
- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - Может быть он вспоминал когда мы оказались в первый раз вместе в этом веселом местечке пьяные и нас посадили для протрезвения в клетку в огромную клетку во дворе и было градусов тридцать и алкоголь улетучивался мы мерзли и пели громко орали а наш охранник только говорил не положено не положено я ему начал рассказывать всякие развратные вещи с блондинками он был южный человек и любил блондинок и уже топтался и начинал рукой копаться в ширинке но много не нафантазируешь когда яйца с горошину и сафа орал на него мешая дрочить этому парню а он уже выгнулся с автоматом смотрел в небо и вздрагивал его тулуп это было добрым знаком он мог потом нам открыть дверь клетки и мы хотя бы согрелись в караулке все равно зверя не было он ушел сука а нас бросил но южные люди боятся зверей больше чем хотят дрочить и мы остались сидеть вернее метаться в клетке под небом на которое бог кончал радугой я сказал сафе что надо раздеться пусть суки нас выпускают а то мы замерзнем сафа орал на меня ты ни хуя ничего не понял идиот мудак да кому мы нужны но потом начал раздеваться и я тоже мы остались только в сапогах голые а этот парень охуел от всего и смылся и мне пришла мысль в голову я его крикнул и попросил бутылку горячей воды только бутылку воды только воды и он принес бережно нес ее из-под кефира и дымок шел из горлышка а сафа не понял и смотрел на меня приняв бутылку сквозь прутья я обжегся об железо и плеснул себе на руки на руки на руки много половину а вторую оставил наверное для сафы и тихо чокнул чмокнул бутылку об сталь и розой кефирной полоснул провел полоснул и крови не было слишком замерзла в нас кровь спряталась и я начал резать и орать выходи выходи и сафа понял понял и полоснул себе без воды из него сразу кровь выпрыгнула потом у меня пошла наконец мы вздохнули и уже стало теплее теплее теплее мы сели на наши шмотки и теплее теплее и глаза закрылись я все рассчитал правильно южные люди боятся крови любят ее больше блондинок и боятся больше зверей он побежал и нас открыли а мы с сафой плыли и улыбались нам потом рассказывали показывали как мы сидя друг против друга с губами как незрелая клубника улыбались на ковре нашей теплой крови на ковре самолете взлетая
- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -
- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -
Люди-люди, как они были тяжелы! Как свинец! Как мир был тяжел!
Я ничего не понимал.
О'кей.
Мне дали лом.
Было утро. Пригревало солнце. Таял снег, лед и говно в клозете.
Я стоял перед этой глыбой замерзшего дерьма.
Мир сузился для меня и стал этой глыбой ледяного говна. Я рубил его ломом. Сначала я злился.
Этот айсберг говна стал моим личным врагом! Потом, после трех часов, я взмок как мышь. Айсберг тоже вспотел под солнцем и начал так вонять, что на него нельзя было злиться!
Кто меня заставлял? Кто меня контролировал?! Никто.
Я мог преспокойно стоять, опираясь на лом. Заткнув нос, отвернувшись.
Я мог курить. Я мог делать вид, что ни хуя не происходит.
Но ни черта подобного! В меня будто бес вселился!
Это продолжалось три дня. Утром я начинал поднимать руки и кричал от боли. Мышцы были налиты свинцом!
О'кей. Я одевался, хохоча от этой освежающей боли.
Я выходил, волоча 'карандаш'. Я не мог поднять его сразу! Потом пригревало солнце. Мой айсберг таял. Я брал совковую лопату и начинал вычерпывать дерьмо. Оно растекалось. Я собирал его в ведро.
К обеду я был как настоящий ассенизатор. Я раздевался по пояс.
Так продолжалось три дня. Что это было? Не знаю.
Кто меня заставлял?! Что я искал в этой глыбе дерьма?!
Это была отчаянная работа! Это было благословение!
Я рубил, откалывая огромные куски, расковыривая смерзшиеся комки газет, старых газет в нашем дерьме. Мой 'карандаш' протыкал эти комки, и клочья, высохнув, развевались как знамена!
Я перерабатывал наше прошлое! Дерьмо было сырьем!
Махая 'карандашом', потом собирая дерьмо на лопату, я знал, что так надо.
Это было действительно благословение.
Мои дырки на ногах затягивались.
- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -
- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -
После трех дней я валялся, как дырявый носок.
Меня отвели в баню! Конечно, от меня воняло, как от борова.
Я мылся, терся как сумасшедший.
Нас привели пятерых. Наш 'штык' курил и ждал. Он не понимал, как люди могут так мыться!
Четверых отправляли в Иркутск. Их ждал трибунал и дисбат.
Как по-разному мыло нам щипало глаза!
В наших руках исчезал кусок за куском. 'Штык' пел от скуки. Мы обливали друг друга из таза. Мы гонялись друг за другом по бане!
Мы были совсем одни, в огромной бане вечером. Мы играли, как дети.
Их ждал суд.
Когда мы вышли, нас качало. Воздух пахнул лимоном. Его можно было пить стаканами.
Мы были чисты, со скрипучей кожей, как молодые огурчики.
'Штык' даже дал нам покурить одну на пятерых. Он охуел от нашей чистоты.
Мы возвращались в наши квартиры, передавая сигарету друг другу.
- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -
- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -
Потом в одну из ночей Сафа вскрыл себе вены под коленями.
Я не знаю, кто ему передал 'мойку'.
Он так же сидел в своем углу. Ел только 'жижу'. Он ничего не хотел.
- - - Падаль! - - - Падаль! - - - орал Пикало в свой 'волчок'. - - - Как поживаешь?! - - - Как дела?! - - - Рот свой сполоснул?! - - - Из него воняет! - - -
Сафа молчал. Мы тоже.
Когда нас выводили с чашками за супом, по коридору плыл запах кофе.
Мы слышали, как Пикало напевает. Шлепки карт. Он играл сам с собой.
- - - А рублики мои ха-а-лявныя - - - Ай-а-аяй! - - - Потерял я вас, а главна-а-я, па-а-терял па-а-кой! - - - А глаза маи-и-и раскосыя-а-а - - - Ой-е-е-е-ей! - - - Скоро стану голый-босый я, ты тагда не вой! - - -
