— Он любил Грейс с излишней пылкостью. Впрочем, как и вообще все, что он любил… Несомненно, из-за этого она и отказалась от свадьбы.
— Разобравшись в этих сложных отношениях, — сказал Фрейд, — я, возможно, сумею избавить Грейс от невроза.
Бесцветное лицо Германа просияло.
— Но я ничего не обещаю, — быстро прибавил Фрейд. — Времени слишком мало, а работа очень трудная.
— Если бы племянница сказала, кто совершил это ужасное убийство… мы были бы вам очень признательны.
Фрейд кашлянул.
— Как я уже говорил профессору Холлу, цель анализа не в том, чтобы найти убийцу, а в том, чтобы вылечить Грейс.
— Но для нее очень важно найти преступника! Ведь Грейс с отцом связывали очень тесные отношения. — Герман прошелся по кабинету. — Если бы вы знали Августа, то не успокоились бы, пока не нашли его убийцу. Вы должны понимать, этот человек был… — Он умолк, подыскивая нужное слово. И после короткой паузы добавил: — Он был
Герман направился к двери и открыл ее:
— Идите сюда, я вам кое-что покажу.
Обогнав Холла, Фрейд последовал за Германом в соседнюю комнату.
То, что он увидел, его потрясло.
Помещение почти полностью занимал самый большой и подробный макет из всех, что Фрейд когда- либо видел. Точная копия Манхэттена воспроизводила остров в мельчайших подробностях — от крошечных тупиков до широких проспектов. Мощная подсветка позволяла рассмотреть каждую деревянную или металлическую деталь сотен зданий, выполненных с потрясающей точностью. Шесть больших мостов соединяли остров с Бруклином, Квинсом и штатом Нью-Джерси.
—
Герман продолжал ходить вокруг макета. Фрейд заметил, что теперь архитектор выглядел энергичным, оживленным, бодрым.
— Посмотрите, здесь есть все, — продолжал Герман. — Каждая тропинка Центрального парка! Вот Пенсильванский вокзал, шедевр неороманской архитектуры. А вот Главный почтамт, построенный в том же классическом стиле Возрождения. Красные нити — это подземные маршруты линий метро. Здесь все улицы, все проспекты… Правильность сетки соблюдена.
— Сетки?
— Манхэттен спланирован согласно математическим законам. Двенадцать проспектов тянутся с севера на юг. Сто пятьдесят пять улиц — с востока на запад. Таким образом, получается сетка на две тысячи двадцать восемь ячеек, рассчитанная голландцами в 1807 году, когда остров был еще не застроен. Сегодня каждая ячейка — предмет бешеной борьбы между подрядчиками, политиками и инвесторами… — Оставаясь на почтительном расстоянии от макета, Герман простер к нему длинные тощие руки. — Август использовал свой гений на то, чтобы по-новому взглянуть на сетку Манхэттена. Он хотел, чтобы остров мог выдержать то, что фараоны подарили Египту, — вечные постройки…
Безмерные амбиции Августа Корда напомнили Фрейду о том, как он не мог оторваться от «Воспоминаний нервнобольного» Пауля Шребера. Этот немецкий судья был убежден, что Бог превратил его в женщину для того, чтобы рожденный из его чрева ребенок спас человечество.
— Он убедил наших сограждан, что Манхэттен должен расти вверх, — сказал Герман. — И строительство небоскребов было только началом.
Герман нажал кнопку, спрятанную под основанием макета. Раздалось шипение — и некоторые здания выросли вверх на десятки этажей.
— Откуда такое навязчивое стремление к высоте? — спросил Фрейд.
— Манхэттен должен преподать миру урок. Август считал, что высшее могущество человека заключается
Фрейд коснулся копии одного из небоскребов. Герман повернул выключатель, и здание осветилось изнутри.
— Это Зингер-билдинг, мой брат был его главным акционером. — Герман принялся включать свет в других небоскребах. — Вот здесь, совсем рядом, — Метрополитен-тауэр, в нем Август решил открыть самое крупное страховое агентство в стране. Его участие стало решающим и при постройке Утюга, в котором мы сейчас находимся, и при возведении Парк-Роу-билдинг и знаменитого здания «Таймс», вот здесь.
— Если не секрет, скажите, откуда у него было столько денег? — спросил Фрейд.
— Наш отец вложил все свое состояние в покупку земель на Манхэттене. Тридцать лет назад Август начал строить на этих землях. С тех пор стоимость недвижимости на острове взлетела вверх. Но деньги не были главным для Августа — он не хотел владеть Манхэттеном, он хотел его изменить. Он взял себе за правило помогать любому подрядчику, который бы захотел строить небоскребы — самые высокие здания в мире.
— Его интересовала только высота? — спросил Фрейд.
— Высота — лишь способ поразить воображение, — ответил Герман. — Его небоскребы должны были умножать не только поверхность, но и
— Как можно сравнивать здание с целым городом?
— В небоскребе будущего каждый этаж станет полем для различных видов деятельности: этажи деловые, развлекательные, этажи для ресторанов, занятий спортом, салонов красоты. Лифты превратятся в улицы, соединяющие эти кварталы между собой. Человек сможет провести всю жизнь внутри, не испытывая потребности выйти наружу. И его продуктивность, таким образом, увеличится.
— Мне кажется, что я слушаю научно-фантастический рассказ…
— Кстати, эти идеи в зачаточном состоянии уже воплощены во многих зданиях Нью-Йорка. Посмотрите, вот тут, в Мэдисон-сквер-гарден, есть множество кинозалов, офисов и торговый центр. А на Вулворт-билдинг Август возлагал особые надежды. — Герман указал на макет элегантного белого здания, которое возвышалось рядом с Бруклинским мостом. — Этот небоскреб должен стать настоящим храмом торговли и промышленности. Его строительство будет завершено через три года. Но и это еще не самое интересное… — Он обратил внимание Фрейда на Уолл-стрит, где было оставлено пустое место: — Здесь будет построено самое удивительное здание из всех созданных человеком. Оно станет первой из четырех колонн, которые вырастут с четырех сторон Манхэттена и поднимут наш остров к небесам.
— С какой целью? — поинтересовался Фрейд.
— Чтобы сделать его жителей высшими существами, движимыми высшими инстинктами. Август был
— Каким же это образом? — изумился Холл.
— Мы работали с одним блестящим инженером — он разработал проект, позволяющий выбрасывать электричество под высоким напряжением в стратосферу. Возникнет «световой зонт», который будет освещать Манхэттен днем и ночью.
— Ваш брат был настоящим пророком, — негромко сказал Фрейд.
Корда созидал в области материи, а он — в области духа, но, несмотря на эти различия, утопия Корда завораживала Фрейда. Он чувствовал какую-то метафорическую связь между их вселенными,