Манхэттен по Фрейду

представляет себе ситуацию, во время которой свершилась эта сексуальная измена. Грейс впадает в панику, и Юдифь, чтобы защитить ее, берет ситуацию под контроль… — Фрейд прервался, услышав скрежет тормозов. — Пойдемте, мы выходим.

— Но ведь это еще не наша станция! — удивился Юнг.

— Мы прибыли в Лоуэр Ист-Сайд, — сказал Фрейд, прокладывая себе дорогу к выходу. — Менсон попросил меня нанести визит его матери.

— Я думал, что она живет в подозрительном квартале!

— А я думал, что вы любите подозрительные знакомства…

Несколько минут спустя они оказались на свежем воздухе. Словно лодка Харона, пересекающая Стикс, поезд метро пересек Манхэттен и доставил психоаналитиков в Файв-Пойнтс.

В помещении было жарко и накурено. Фрейд и Юнг стояли около выхода, дожидаясь, когда Мэри Коннелл закончит обслуживать посетителей.

Мнимая эпилептичка, за которой они наблюдали, совершенно не напоминала великих истеричек, чьи уловки и приемы Фрейд изучал под руководством Жана Мартена Шарко в парижской больнице Сальпетриер.

Мэри Коннелл была похожа скорее на одну из тех решительных матерей, которых они видели на нижней палубе лайнера «Джордж Вашингтон» — держа в каждой руке по ребенку, они ногой отбивали ритм, желая хоть как-то участвовать в бешеных танцах иммигрантов.

Маленькая, кругленькая, с удивительно приветливым лицом, она, улыбаясь, раздавала миски с густым супом сиротам и старикам, выстроившимся в длинную очередь.

Среди бездомных — homeless, как их тут называли, — которые ели за общим столом, Фрейд заметил еще не старого человека в лохмотьях и услышал, как тот бормочет что-то себе под нос на идише. Его внешность потрясла Фрейда. В первую минуту он решил, что это связано с его собственной боязнью нищеты, а может быть, с тем, что незнакомец — еврей. Но тут же понял, что дело в другом: они с этим нищим поразительно походили друг на друга. Один и тот же рост, худоба и седеющая борода. Тот же высокий лоб и пронзительный взгляд.

Фрейд вспомнил, что двадцать лет назад собирался эмигрировать в Соединенные Штаты, если не добьется успеха в Вене.

Мечта, уже давно разбившаяся, привела этого бродягу в Америку.

А Фрейда толкование снов и грез от Америки отвлекло.

Мэри Коннелл наконец закончила работу. Фрейд подошел к ней и сообщил, что совсем недавно видел ее сына.

Лицо кухарки просияло, когда он добавил, что не верит в его виновность. Мэри Коннелл предложила психоаналитикам супа, и они согласились. Фрейд постарался привести Мэри в наилучшее расположение духа, прежде чем перейти к вопросам.

Джон действительно приходился сыном Августу Корда. Мэри покинула дом Корда по причинам, которые отказалась объяснить, и только потом узнала, что она беременна. Она инстинктивно (и совершенно здраво, считал Фрейд) выдумала для сына мифического отца, помогая мальчику выстроить свою личность.

Наконец Фрейд подобрался к интересующему его вопросу: впечатление, которое тайные отношения Августа с Мэри могли произвести на его пациентку.

— Работая кухаркой в доме Корда, вы должны были часто видеть Грейс, единственную дочь Августа…

— Я всегда для нее из кожи вон лезла, — сказала Мэри, заметно смущаясь. — Ей было всего пять лет, и она росла без матери.

— Она тоже к вам привязалась?

— Сначала очень сильно. Вечно рылась в моих платьях. А потом случилась одна история…

— Какая?

— Грейс пожаловалась отцу, что я ее ударила…

— Как отреагировал Август?

Мэри молчала.

— Он поверил ей, не так ли? — спросил Фрейд. — И вы ушли, не споря. Несмотря на то, что его обвинения были несправедливы!

— У меня в голове не укладывалось то, что произошло…

— Но почему вы, обнаружив, что беременны, не вернулись к Корда, чтобы поставить его в известность о последствиях его поведения?

— Мне не на что было надеяться, — сказала Мэри с тронувшим Фрейда смирением. — Он любил по- настоящему только одну женщину.

— Супругу, которую он потерял?

— Нет. Свою мать, Люсию. Он все время о ней рассказывал… Однажды даже сказал, что построит в память о ней собор.

Фрейд вспомнил слова Германа о том, что Август делал все только для дочери. Сходство Грейс и Люсии, несомненно, воздействовало на подсознание Августа. В отношениях с дочерью он неосознанно следовал стремлениям, зародившимся тогда, когда он был еще во чреве матери.

А вот упоминание о соборе удивило Фрейда. Эта идея казалась более естественной для ирландки Мэри, чем для Корда.

— Вы уверены, что он говорил именно о соборе?

Мэри сдвинула брови, напрягая память:

— Да, вы правы. Он говорил, что построит для нее храм. — Она налила еще миску супа для какого-то нищего, и ее взгляд затуманился воспоминаниями. — Храм, который будет прекраснее всего на свете.

На обратной дороге Фрейд пролистал свежий номер «Нью-Йорк геральд», который купил на улице. О деле Корда ни строчки, статью о неспособности Австро-Венгерской империи обуздать южных славян он начал читать и бросил, и тут наткнулся на страницу комиксов. Яркие картинки привлекли его внимание.

Герой истории, маленький мальчик по имени Немо, засыпал в своей кровати и оказывался в Slumberland — Стране снов. В этом феерическом мире Немо и его товарищи забрались в дирижабль. Они полетели над Манхэттеном, но гондола задела верхушку небоскреба, и мальчики упали в пустоту. На последней картинке Немо проснулся и обнаружил, что он свалился с кровати.

Фрейд почувствовал симпатию к ребенку, потерявшемуся в огромном опасном мире.

— Рисунки с алхимическими символами — самый верный путь к раскрытию психологии убийцы, — сказал Юнг, отрывая Фрейда от чтения. — Предлагаю зайти к моему другу, который поможет нам их истолковать. Адам Гупнин — доктор истории религий.

— Никогда о нем не слышал, — сказал Фрейд.

— Он возглавлял кафедру в Киевском университете, а десять лет назад был вынужден эмигрировать, — сообщил Юнг.

— Еще одна жертва украинских погромов?

— Резню он пережил, а вот обвинения в колдовстве — нет. Армия святош в конце концов его одолела. Зато теперь у него есть возможность работать в Колумбийском университете, где самые богатые фонды эзотерической литературы.

— Как вы познакомились с этим оригиналом?

— Подростком он лечился в санатории в наших горах. Он обладал даром медиума, и у нас появилась привычка вместе вертеть столы.

Фрейд нахмурился. Он мог и сам догадаться, что друзья Юнга все похожи на самого Юнга.

— Кроме того, — прибавил Юнг, — если убийца алхимик, то Гупнин, возможно, его знает. Он просто помешан на том, чем занимается.

— Тогда его надо внести в список людей, подозреваемых в убийстве, — заметил Фрейд.

Юнг улыбнулся: