Услышав это, одна из верующих неодобрительно шикнула.
Полицейские по рации вызвали подмогу, после чего женщина-констебль, невзирая на протесты Боба, попыталась заговорить с Лаверном.
Тем временем словоохотливый Боб обрушил на нее лавину свидетельских показаний.
— Он напал на собственную дочь. Что с ней стало — вы видите своими глазами. Ударил ее ножом и побежал. Я пытался остановить его, но он и меня чуть не убил.
Констебль прикусил губу и покачал головой. Происшедшее с трудом укладывалось у него в сознании.
— Не могу представить себе этого, сэр. Этот парень наш, из полиции.
Боб недоверчиво хмыкнул:
— Верится с трудом.
— Как хотите, но он наш. И на хорошем счету.
— Ну знаете, — мрачно съязвил Боб, — после этого случая он у вас вообще войдет в историю.
Женщина в инвалидном кресле и ее спутник направились было к выходу, однако констебль, памятуя о своем долге, преградил им дорогу.
— Прошу прощения, все остаются на своих местах. Мы будем записывать свидетельские показания.
Прибыло подкрепление. Боб, очевидно, полагая, что и сейчас он самый главный, увязался вслед за полицейскими, ни на минуту не прекращая своих речей.
— Это черный для меня день. Это черный день для Йоркского Минстера. Более того, это черный день для всех церквей нашего древнего города.
Лаверна, который не смог выдавить из себя ни слова, увели в машину и повезли в участок на Фулфорд-роуд. Там его, всего забрызганного кровью, сфотографировали и взяли анализы из-под ногтей. Процедура проходила в тягостном молчании. Затем несколько полицейских в полиэтиленовых перчатках помогли ему снять окровавленную одежду. Униженный и растерянный, в одном исподнем, он сидел в углу комнаты для допросов. Кто-то послал за Этерингтоном. Все надеялись, что тому удастся вызвать Лаверна на откровенность. Этерингтон, в ужасе от происшедшего, однако польщенный оказанным ему доверием, принялся допрашивать собственного босса. Но единственное, что он услышал от Лаверна, это вопрос 'Куда дели тело Эдисон?'.
Охранник-сержант, угрюмый служака по имени Хэлфорд, согласно инструкциям, занес эти слова в толстый журнал в черной обложке, после чего послал своего помощника, такого же угрюмого типа, только не такого толстопузого, найти для Лаверна какую-нибудь одежду. Констебль вернулся с помятой формой, но Лаверн отказался в нее облачаться.
— Сразу виден уголовный розыск, — съязвил Хэлфорд. — Куда уж! Только мы, работяги, ходим в форме.
Поглядеть на виновника суеты из своего кабинета спустился суперинтендант Рон Весли — самый старший по званию на тот момент. Он знал Лаверна уже много лет и завидовал его успехам. Весли давно в душе надеялся, что этот хваленый супермен чем-нибудь да и запятнает себя. И вот наконец!.. Но, как ни странно, Весли не ощутил особой радости. Свое раздражение он выплеснул на Хэлфорда.
— Джордж, идиот, принесите ему хоть что-нибудь из одежды. Не может же он здесь сидеть вот так, в одном белье.
Хэлфорд рассказал что к чему, и Весли слегка поостыл. Он поднес форму к Лаверну и попытался убедить того одеться. Лаверн же и слышать не хотел, и Весли отстал от него. Потерпев неудачу, он отвел Хэлфорда и Этерингтона в сторону и признался им в своей растерянности.
— Что говорится в инструкции по этому поводу? За что нам браться первым делом? Честно говоря, мне ни черта в голову не лезет.
Весли вопросительно уставился на Хэлфорда.
— А ты что скажешь?
Хэлфорд покачал головой и лишь от растерянности несколько раз фыркнул, как паровоз.
— Насколько я понимаю, прецедента нет, — промямлил Этерингтон.
Весли наморщил лоб.
— Какого президента? О чем ты?
— Прецедента, — четко, почти по слогам проговорил Этерингтон, — то есть раньше не было похожих случаев.
Весли обратил внимание на душевное состояние Лаверна.
— Может, нам вызвать врача?
Полицейские мигом ухватились за это предложение. Еще бы, если они натравят на Лаверна врача, то все подумают, что ими двигало исключительно сочувствие, а не самая заурядная некомпетентность. А до прибытия врача гордость йоркширского уголовного розыска пришлось запереть в следственной камере. С молодой девушкой-констеблем, которую попросили принести Лаверну чаю, при виде знаменитого детектива, сидящего в холодной камере в одной лишь сетчатой майке, случилась истерика, и ее пришлось срочно отправить домой.
Наконец прибыл врач — немногословный, седовласый нигериец. Осмотрев Лаверна, он изрек, что тот пережил тяжелое нервное потрясение. На что Весли презрительно съязвил:
— Это я и без вас вижу. Не слепой.
Врач в отместку на повышенных тонах потребовал, чтобы Лаверна накрыли теплыми сухими одеялами. Получив отповедь, Весли проследил, чтобы рекомендация врача была выполнена.
Тем временем с постели подняли самого Герейнта Джона. Заместитель главного констебля приехал в участок в четвертом часу, в штатском, с всклокоченными волосами и попахивая алкоголем. Из-за ворота свитера торчали углы воротничка цветастой пижамы. Обнаружив, что Лаверна держат запертым в камере, Герейнт рассвирепел и набросился на Весли:
— Ты что, совсем того? Какое против него обвинение? Мы даже не знаем, в чем, собственно, дело!
Весли залился краской и начал оправдываться:
— Сэр, вы бы взглянули на его одежду. Вся в крови. Хоть выжми. Тут такое заподозришь…
Разговор происходил в коридоре, который вел к камерам. Герейнт, на полголовы выше Весли, поднес к носу суперинтенданта толстый указательный палец.
— Ты у меня повыступай, мать твою… Слышал, что я сказал? Уведите его из камеры!
Весли поднял руки — мол, сдаюсь.
— О'кей, понял.
Он отомкнул камеру Лаверна и удалился. Герейнт вошел. Лаверн, казалось, не заметил его присутствия. Герейнт сочувственно поправил одеяла, прикрывая другу кальсоны, а затем уселся рядом с ним на тонкий жесткий матрац. Какое-то время оба не проронили ни слова.
По распоряжению Герейнта Лаверна отправили домой. Донна, поднятая с постели в двадцать минут пятого, ужаснулась, увидев мужа. Этерингтон, которому, как обычно, пришлось взять на себя дурную весть, сказал, что в Минстере произошел 'один случай'. Когда же Донна прижала его к стенке, Этерингтон поделился с ней тем немногим, что было ему известно: некую девушку закололи ножом, и один из свидетелей указал на Лаверна.
Не зная, что и думать, обуреваемая тревогой и сомнениями, Донна помогла мужу подняться наверх и уложила его в постель. Понимая, что их присутствие излишне, полицейские удалились. Впрочем, Донна не сомневалась, что они еще вернутся.
Лаверн пролежал в постели весь день. Из-за пережитого потрясения он так и не смог уснуть, но сил встать тоже не было.
Донну угнетала неопределенность, и она позвонила домой Линн Сэвидж. Увы, там сработал автоответчик. Донне ничего не оставалось, как попросить Линн позвонить ей, когда та вернется. Затем она позвонила Герейнту и поговорила с его растерянной женой. Из разговора выяснилось, что Герейнт ушел из дома ранним утром и с тех пор не давал о себе знать. Донна позвонила по прямой линии в управление, но опять нарвалась на автоответчик.
Дженифер пришлось солгать. Дочь должна была вместе с семьей приехать к ним на обед, но Донна
