отменила приглашение, сославшись на то, что у отца грипп и поэтому малышку Гарриет лучше не привозить.
К вечеру Лаверну слегка полегчало, он даже принял душ и оделся. Вечером без аппетита поклевал ужин и, взяв жену за руку, ответил как мог на ее расспросы. Из этих кратких, обрывистых фраз Донна постепенно сумела составить картину выходных и их кровавого финала.
Но тут затрезвонил телефон. Донна взяла трубку. У незнакомца был приятный, вкрадчивый баритон, а говор выдавал в нем лондонца или жителя соседних графств. Представившись репортером одной из солидных общенациональных газет, он выразил желание поговорить с мистером Лаверном.
Донна сбивчиво объяснила журналисту, что это невозможно. Она бросила взгляд на мужа — тот сидел на диване со стаканом в руке, делая вид, будто слушает пластинку Дюка Эллингтона. Шустрый служитель пера тотчас перевел разговор на ее персону. Известно ли ей, что ее муж — главный подозреваемый в деле об убийстве? Донна предпочла положить трубку.
Пройдя через всю комнату, она поправила стакан в руке мужа. Лаверн даже не заметил, что тот наклонился под коварным углом.
— Осторожно, — произнесла Донна, стараясь придать голосу спокойствие, — надеюсь, ты не хочешь испортить ковер.
Затем она вышла из комнаты и поднялась в спальню. Не зажигая света, подошла к окну и выглянула на улицу. Что ж, этого следовало ожидать. Они слетелись, как рой саранчи, как стая стервятников. На улице возле их дома стояло несколько огромных фургонов, а на дорожке толпились фотокорреспонденты, осветители, операторы, звукотехники — словом, вся репортерская рать.
При виде этого полчища Донне стало не по себе. Присев на кровать, она заставила себя сделать глубокий вдох. Если она хочет хоть чем-то помочь Вернону, ей следует сохранять спокойствие — насколько это, конечно, возможно. Главное, не паниковать и не нервничать. Ведь она нужна ему. Донна знала, что ей делать. Эти люди так просто не уйдут. Однако если она согласится дать короткое интервью, возможно, их с Верноном оставят в покое. Все равно что ампутировать ногу при гангрене, подумала Донна, вещь малоприятная, но без нее нельзя.
Донна направилась в ванную ополоснуть лицо. Вытерлась чистым сухим полотенцем, причесалась, проверила, не застряли ли между зубами остатки ужина, нет ли пятен на свитере, после чего спустилась вниз и отомкнула парадную дверь.
Ее неожиданное появление застало репортерскую братию врасплох — они в нерешительности топтались на крыльце, словно исполнители рождественских гимнов. Когда же стало ясно, что Донна намерена что-то сказать, репортеры обступили ее со всех сторон. Их коллеги, светотехники и операторы, тоже устремились поближе. В лицо Донне ударили вспышки блицев и слепящий свет софитов, а перед носом, словно гигантские фаллосы, неожиданно замаячили сразу несколько микрофонов. Донна вся внутренне напряглась, однако согласилась подождать, пока команда Би-би-си не установит аппаратуру.
На это ушла пара минут. Нельзя ли задать вопросы лично суперинтенданту? Нет. Он все еще под впечатлением событий предыдущей ночи и не в состоянии ни с кем разговаривать. Как он относится к тому, что его обвиняют в убийстве? Пока что против него не выдвинуто никаких обвинений, возразила Донна. В каких отношениях он состоял с покойной Эдисон Реффел? Эдисон, пояснила Донна, согласилась помочь ему в расследовании убийства.
— Сейчас мы с семьей Эдисон переживаем ее трагическую смерть. Прошу вас, больше никаких вопросов.
С этими словами Донна закрыла дверь и заперла ее на засов. Утомленно прислонилась к стене, и ей стало немного легче. Дюк Эллингтон продолжал играть на рояле за закрытой дверью гостиной. Донна набрала полную грудь воздуха и вошла. При ее появлении Вернон поднял печальный взгляд. В его глазах читалась благодарность. Он точно знал, на что она решилась. От Донны не ускользнуло, что трубка телефона снята с рычага. Лаверн похлопал ладонью по пустому концу дивана, и Донна присела рядом с ним. Лаверн взял жену за руку.
— И что мы будем делать?
— Что и всегда.
Лаверн вымучил улыбку.
— Надо послать цветы ее родителям.
Донна пожала его руку.
— Хорошая мысль. А где они живут?
— Понятия не имею.
— Ничего, это мы выясним.
Какое-то время они сидели молча. Неожиданно Донна произнесла:
— Надеюсь, ты не винишь себя? Я хочу сказать — в том, что Эдисон умерла.
— Нет, — не колеблясь, ответил Лаверн, — иначе бы меня уже давно не было в живых.
— Не понимаю, что ты этим хочешь сказать.
— И ладно, — отмахнулся Лаверн, — так оно даже к лучшему.
На следующее утро, уже в семь часов, когда Донна открыла дверь, чтобы забрать молоко, репортерское воинство заняло новые позиции. На улице было еще темно, однако Донна разглядела, что у ворот маячат около десятка фигур, а сквозь ветви деревьев мелькают огни. К их дому, медленно рокоча моторами, съезжалась целая процессия фургонов и трейлеров. Донна схватила бутылки с молоком и спешно захлопнула дверь. Как там обычно называют группу репортеров? Стая? Свора?
Лаверну удалось немного поспать, и теперь, словно позабыв, что случилось, он твердил, что ему пора на работу — 'проветрить мозги'. Правда, проходить сквозь строй осаждавших дом репортеров не хотелось. Дверной звонок трезвонил без умолку, но о том, чтобы дверь открыть, не было и речи. Шторы на окнах были опущены — не дай Бог, еще попадешь в чей-то телеобъектив. Пока Лаверн с Донной завтракали, какая-то наглая особа сумела-таки обойти дом. Донна буквально в самый последний момент успела опустить штору. Еще мгновение — и Лаверн наверняка оказался бы запечатлен на пленку с прилипшим на подбородке яичным желтком. И, разумеется, уже на следующий день этот снимок появился бы на первой странице 'Дейли миррор'.
Донна позвонила Дженифер — оказывается, та пыталась дозвониться до них еще со вчерашнего вечера.
— Мам, тебя показывали в вечерних новостях. Я глазам не поверила.
— И как я смотрелась?
— Просто замечательно. Объясни, что происходит. Что там натворил отец?
— Ровным счетом ничего, моя дорогая. Просто твоему папе крупно не повезло.
Это заявление, мягко говоря, не совсем соответствовало действительности.
Часам к десяти утра приехала Линн Сэвидж и с ней еще четверо полицейских в форме, которых она оставила охранять ворота. Лаверн про себя задавался вопросом, то ли они охраняют его от вторжения, то ли он их пленник.
Линн вместе с Лаверном расположились в столовой. Донна сделала им кофе и ушла, чтобы не мешать.
Поначалу разговор не клеился. Линн была такой же бледной, как и Лаверн. Однако, повздыхав немного о бесцеремонности репортерской братии, она, что называется, взяла быка за рога.
— Довожу до твоего сведения, что тебя отстранили от дела.
— Ой, мне дурно. Дайте мне нашатырь.
— Меня послал к тебе мистер Джон. Он считает, что тебя необходимо поставить в известность, прежде чем ты получишь официальное уведомление. То есть рано или поздно ты его получишь, а пока…
— Можете не приходить на работу.
— Жалованье тебе сохранили.
— Черт побери, — съязвил Лаверн, — теперь мне в карман пойдут грязные деньги, а грязную работу за меня будут делать другие.
— Ну, Вернон, — вздохнула Линн, — я же просила тебя не делать глупостей. Я же говорила тебе:
