– Не припоминаю, Винни. Не думаю, что там были искры.
– О, а я так надеюсь, что они будут, – уверенно сказала Винни. – Куча искр и длинный хвост. Знаешь, что я думаю, Фредди? Я думаю, что она будет выглядеть точно, как бомба в полете, да, так и есть! Как самолет-снаряд, Фредди…
– Ты знаешь, что нам не доведется ее увидеть? – с сожалением сказал Френк несколько позже. Накинув пальто, мы вышли на террасу.
Френк меланхолично посмотрел на небо.
– Даже луна почти не видна. Комету в такую ночь удастся заприметить лишь тому, кто сидит у радиотелескопа.
– Не важно. Она здесь. И мы знаем, что она здесь, пусть даже не видим ее.
– Пусть так. – Но Френка, ученого до мозга костей, это, похоже, не успокоило. – Я бы хотел хоть раз увидеть ее. Только разок. Ведь она появится снова лишь через семьдесят шесть лет – и нам никогда больше не удастся увидеть ее.
– Максу и Ханне удастся – они посмотрят и за нас.
– Ты в это веришь?
– Наполовину верю. Да. Сегодня вечером мне кажется, что я смотрю на нее за всех тех, кто наблюдал за ней в последний раз. За моих мать и отца, дедушку и бабушку. За Мод и Монтегю Штерна, и Констанцу, за Стини, Мальчика и Дженну. За всех них. – Я обвела взглядом пустую террасу. – Да. За всех них.
– Давай пройдемся. – Френк взял меня за руку. – Хочешь? Хочешь погулять… и основательно? Мне бы хотелось. Я был бы рад. Меня как-то не тянет возвращаться в дом.
– Как и меня. Давай погуляем. Мне нравится гулять по ночам.
Так что, покинув террасу, мы пошли по дорожке к озеру. Сначала мы шли рядом, а потом – как нередко случалось, когда мы прогуливались вместе, – Френк вырвался вперед. Никто из нас не возражал; у Френка шаги были шире, чем у меня. Он по-прежнему шагал, как когда-то выразился мой дядя Стини, забывая об умеренности. Его походка всегда отличалась целенаправленностью; он любил намечать точку до следующего поворота, до очередного наблюдательного пункта. Я же предпочитала идти неторопливо, порой оглядываясь.
На озере по-прежнему обитали лебеди, только на этот раз белые. Мы смотрели, как они выплывают к нам из темноты – молчаливые белоснежные сказочные привидения, и темнота, царившая в размахе их крыльев, была непроницаема, как черное дерево.
Мы пошли дальше. Я видела, что облака затягивают лик луны, как, покачиваясь, плывут очертания деревьев, и с нежностью вспоминала тех, кто уже ушел. Я помнила тех, кто покинул нас совсем недавно: Векстона, а за несколько лет до него Дженну, которую мне посчастливилось найти через несколько лет после замужества; Дженну, которую я в последний раз видела в кругу ее новой семьи, рядом с мужем, пасынком, внуками. Дженна в конце концов обрела свое счастье, и я была рада за нее.
Я вспоминала тех, кого потеряла еще до них, в середине жизни: о Стини и Констанце. Я думала и о тех, кто умер давным-давно: о моих собственных родителях и о дяде, которого я никогда не видела, о погибшей семье Френка. Как много привидений: они здесь, и тем не менее их не видно. Я бы хотела, чтобы они дали знать о себе: я хотела бы поговорить с ними.
– Только не через лес, – обратился ко мне Френк, когда мы приблизились к стене деревьев.
– Да, не через лес. Пойдем по этой тропе?
– Куда она ведет?
– Мы как-то ходили по ней с гончими Фредди. Она тянется на несколько миль. Из долины она идет дальше. Доходит до круга – и, может, еще дальше. Когда мы ходили, то обычно останавливались на вершине холма.
– Круг? Каменный круг? Я никогда его не видел. Далеко ли до него?
– Мили четыре или пять.
– Мы можем добраться до него? Сегодня вечером меня тянет в долгую прогулку. Все идти и идти, не останавливаясь.
Мы двинулись дальше. Перед нами лежала широкая проселочная дорога, сбиться с которой было невозможно. Луна давала достаточно света, чтобы видеть путь впереди, который вел из долины Винтеркомба, поднимаясь по склону окрестных холмов.
Пока мы шли, ветер усилился; небо начало проясняться. Сначала мы увидели Полярную звезду, а затем, словно они выплывали, чтобы порадовать нас, яркую россыпь созвездий. Мы уже оставили за собой подъем. И начали одолевать второй.
Френк вырвался вперед. Он остановился на верхушке холма. Я смотрела, как фигура моего мужа вырисовывается на фоне неба. Какой бы вид ни открывался ему с этого наблюдательного пункта, похоже, он устраивал его: он вскинул руки. Один из его странных импульсивных жестов: то ли он радуется победе, то ли что-то приветствует. Я с любовью смотрела на него, когда, закинув голову, он уставился в небо. Я двинулась дальше, и, когда добралась до самой вершины, он протянул руку помочь мне.
– Сначала посмотри вон туда.
Повернувшись, я увидела Винтеркомб. Лунный свет теперь лился во всю мощь, и пространство передо мной открывалось взгляду. Я видела чашу долины, темную ленту реки, озеро, неподвижную стену леса и скопище домов с черными крышами, башенки на них, ряды окон и горящий в них свет.
– А теперь вот сюда.
Он развернул меня лицом в другую сторону. У меня перехватило дыхание. Там, у основания голого, без растительности, холма, высился монумент. Огромный, затерянный в одиночестве круг камней, место, сохранившееся с доисторических времен: в лунном свете камни блестели, как выбеленные временем кости.
