не страдал, он мог и раньше оставить грязную посуду с остатками пищи в раковине и уехать на месяц отдыхать. Рохлина взяла запасные ключи от загородного дома и поехала туда. Она приехала поздно, но Нолицкого на даче не оказалось. Ехать обратно ночью Рохлиной не хотелось, и она решила в дачном доме заночевать. А утром, едва встав, полезла в подвал за огурчиками…
– Наверное, перед сном на грудь хорошо приняла.
– Суть не в этом. В подвале оказался мумифицированный труп.
Лямзин, который опять зевнул, протирая глаза, вздрогнул и чуть не повредил себе веко.
– Чей? – глупо спросил он, чувствуя, как сон слетел, даже не помахав на прощание ручкой.
– Супруга ее бывшего, разумеется, Игоря Нолицкого. Быстро одевайся и мигом туда. Прокуратура и областной розыск уже выехали. Есть информация о какой-то надписи, надо проверить, возможно, это имеет отношение к нашему делу.
После исчезновения Нолицкого его недолго искали. Квартира была закрыта на все ключи, и, как пояснили соседи, он последнее время там не жил. О существовании загородного дома никто, кроме бывшей жены, не знал, а родных у Нолицкого не было. И все как-то постепенно сошло на нет.
Бреясь на скорую руку в ванной, Лямзин смотрел на себя в зеркало и вспоминал. Следователь Нолицкий был невысоким жизнерадостным толстячком, любящим женщин, деньги и развлечения. Именно в таком порядке, потому что ради очередной «юбки» он мог не только потратить сколько угодно денег, но и продать душу дьяволу. Скорее всего, он страдал какими-то комплексами, потому что похотлив был, как сатир, и у знающего себе цену Лямзина вызывал брезгливость. Впрочем, Игоря Нолицкого многие недолюбливали, причем даже те, кто сам был весьма неравнодушен к женскому полу и еще фору мог дать ему по количеству сексуальных побед.
Дом находился не слишком далеко от Москвы, в старом дачном поселке, где большинство халуп за последние годы из фанерно-деревянных превратилось в каменные добротные особняки. Дом Нолицкого, небольшой, но добротный, приютился в самом удаленном от дороги краю поселка, и со всех сторон его окружали неказистые дачные домики, в которых явно постоянно никто не проживал. Может быть, поэтому никто из соседей не заметил, что на участке давно не появлялись? Но, скорее всего, здесь, как и в большом городе, людям не было друг до друга никакого дела. Отчужденность, возникшая в последние годы между горожанами, как щупальца, расползалась в разные стороны, заражая все больше людей, разделяя и разобщая их.
Лямзину такие отношения не нравились, ему казалось, так не должно быть. Но ответа на вопрос: «Отчего это происходит?» – он не знал.
В доме, несмотря на распахнутые окна и двери, стоял затхлый запах нежилого жилья. Казалось, им пропахли все стены, прозрачные занавески и даже маленькие эстампы, развешанные повсюду.
Пока Лямзин осматривал жилище, молоденький лейтенантик-участковый тарахтел скороговоркой рядом с ним, торопясь изложить как можно подробнее обстоятельства дела.
– В общем, она открыла люк, а там темно, лампочка перегорела…
– Что, ты сказал, на люке стояло?
– Шкаф подвинут был. Рохлина удивилась еще, зачем погреб шкафом закрывать, ну и отодвинула его. Потом достала фонарь, в проем посветила. Говорит, обычно у них погреб водой подтапливался, а тут сухо, и лежит внизу что-то. Она в полутьме-то не разглядела сперва, думала, какое-то тряпье упало. А потом, когда спускаться начала, ногу в сандалии и увидела. Ну, она испугалась и давай скорей наверх.
– Труп в каком состоянии?
– Поскольку в подвале влажно, да и притока кислорода не было, то он саф… сапофи…
– Сапонифицировался?
– Да, – с облегчением выдохнул лейтенант. – Превратился в жировоск, короче.
– Жена труп опознала?
– Нет еще. Рохлина боится на него смотреть.
– Тут я ее понимаю, я бы тоже боялся.
Лейтенант побледнел, вспоминая, что недавно довелось увидеть.
– Но вещи ей на опознание предъявили, – сказал он. – Говорит, его, Нолицкого, они.
Парень прерывисто вздохнул и вытер мигом вспотевший лоб.
– Чего так нервничаешь, первый раз, что ли? – спросил Лямзин.
– Нет. Но такого еще не видел.
– Согласен, зрелище отталкивающее, но не всем так везет: получить в первые дни работы подобный опыт. Привыкай. То ли еще будет.
– Эдуард Петрович! – позвал оперативник. – Вы должны на это посмотреть.
Лямзин вышел во двор и приблизился к Дамиру, который держал что-то в вытянутых руках.
– Что здесь?
– А вот как раз по нашей теме, смотрите, – Дамир разложил на земле цветастую аляповатую клеенку.
Подполковник посмотрел на нее, но в первый момент ничего не разобрал: клеенка была грязная, в пунктирных следах белой краски, распыленной из баллончика. Но чем дольше он вглядывался, тем четче видел то, что там было написано.
– «Gula». Чревоугодие, – прочел он. – Вот он – первый грех.
– Да, именно так, – кивнул парень. – Этой скатертью был застелен журнальный столик в доме. Когда Рохлина пришла, на нем остались высохшие и сгнившие продукты. Она, недолго думая, все сгребла и вместе со скатертью выкинула вон.
– А где остатки пищи?
– Да вот здесь она все стряхнула, – Дамир показал на землю с видневшимися на ней пищевыми отходами.
Лямзин присел на корточки и стал рассматривать все вокруг себя. Поднял зеленое бутылочное стекло, потом еще одно, корку черного хлеба, усохшую до состояния камня и перепачканную белой краской, затем встал и отряхнул руки.
– Осколки. Интересно. Похоже, преступник ударил Нолицкого бутылкой по голове, а потом скинул в подвал труп. Это в принципе вписывается в способ убийства. Вернувшись, преступник взял стоявший тут же баллончик с краской и размашисто, по всему столу, поверх продуктов написал слово «Gula». В общем-то, Нолицкий поесть любил, так что вроде бы все вписывается в нашу версию. Хотя, черт возьми, я не понимаю, зачем за обжорство убивать?!
– Может, преступник все-таки маньяк? – осторожно предположил Дамир, но Лямзин медленно покачал головой.
– Нет. В его действиях явно присутствует логика. И если нам удастся ее разгадать, то мы поймем, кто он.
Глава 19
Поездка в Верею
Александра сидела в легком халатике на кухне, поставив босые ноги на перекладину табуретки, и колола орехи в расстеленное на коленях полотенце. Перед ней в миске на столе лежали горкой ядра, а скорлупу она стряхивала в мусорное ведро. Сильвер и Дуся крутились тут же, мурлыча и проводя по ее ногам пушистыми хвостами.
– Добрый день. – Лямзин прислонился щекой к наличнику двери и с умилением рассматривал Алекс. – Меня Марина впустила, сказала, что ты ждешь.
– Ой! – Александру как ветром сдуло из кухни.
Появилась она вскоре из другой двери, уже одетая в джинсы и приталенную рубашку.
– Я тебя вечером ждала, – запоздало объяснила она. – Рабочий день еще в разгаре, вот я и думала, что ты позже приедешь.
Лямзин рассматривал новых разноцветных рыбок в аквариуме.
– Кто у тебя рыбками занимается? – спросил он. – Здесь аквариум, в гостиной – тоже.
– Считается, что Митя. А на самом деле Марина: на детей никогда надежды нет. То покормить забудут, то вообще – корм купить. Я уж не говорю о том, чтоб воду вовремя поменять – это вообще катастрофа. Раз в месяц мы с Мариной решаемся на этот подвиг, а дети радостно бегают вокруг и мешают.
