– Кенгуру на обочине стоит… Не к добру.
– Не расстраивайся, это просто взрослый заяц.
– А вот мне кажется, что этим зайцем-мутантом наши приключения не ограничатся, – скептически молвила Александра.
Позже выяснилось, она как в воду глядела. История же с кенгуру вскоре стала понятна. Километра через два на трассе, съехав на обочину, стояли несколько фургонов, перевозивших зверей из цирка шапито. Эдуард затормозил и вместе с Александрой вышел из автомобиля.
– Что у вас случилось? – спросила она маленького кругленького человечка, заламывающего руки и нервно бегавшего кругами.
– У нас звери сбежали. Кенгуру и два шимпанзе. Одна из обезьян – двухлетняя Матильда – открыла дверь своей клетки, а потом еще и выпустила кенгуру.
– А мы видели кенгуру, – доверительно сообщила Александра и махнула рукой, – вон там, на обочине стоял.
– Ира! Леша! – встрепенулся человечек. – Быстро поезжайте по трассе вперед, там видели Анфису! Спасибо вам, девушка, – повернулся он к Александре, – может, и найдем по горячим следам.
Пока Ира и Леша метались, решая, на чем ехать за кенгуру, раздался звонок.
Маленький человечек выслушал говорившего, торопливо закивал и расцвел в улыбке.
– Звонил наш клоун. Обезьяны нашлись. Влезли в дачный домик, устроили там шум. Хозяин думал, воры, запер их и вызвал милицию. Простите меня, я сейчас туда срочно еду.
Он радостно убежал, а Александра проводила его взглядом и грустно вздохнула.
– Я в детстве мечтала ездить с цирком шапито. Завидовала девочке Суок из «Трех толстяков» и надеялась когда-нибудь примкнуть к бродячей труппе. В цирке ведь всегда были дети. Ну я и думала, что они из таких же, как я, романтиков. А потом мама разбила мои мечты вдребезги, заявив, что все цирковые дети там живут не просто так, а с родителями и что я буду никому не нужна. Так я и похоронила свою первую мечту.
Лямзин засмеялся.
– Наверное, почти у всех в тот или иной период детства появляются подобные мечты. Я тоже дошкольником бредил цирком, потом прошло. А вот мой товарищ носился с этой идеей долго и даже поехал поступать в цирковое училище.
– И что, не поступил?
– Почему же, поступил. Наверное, стал бы жонглером или клоуном, но его семья, где все были потомственные врачи, категорически не согласилась с его выбором. И поскольку повлиять на него никак не удавалось, маменька дала телеграмму, что лежит при смерти. Друг приехал, не дождавшись зачисления, «болезнь» маменьки затянулась, поэтому он так дома и остался. Побоялся еще раз уехать. Теперь работает в больнице, а на корпоративных вечеринках показывает фокусы.
– Моя мама, наверное, тоже что-нибудь подобное сотворила бы, – улыбнулась Александра. – Она всегда очень не любила отпускать меня от себя.
– Ладно, пора ехать, – посмотрел на часы Лямзин. – Нас там уже давно ждут.
Часа через два они подъехали к поселку, расположенному недалеко от Орехова-Зуева. В местном пункте милиции их встретил участковый Михаил Клюев.
Маленький рябой участковый говорил скороговоркой, при этом слегка заикался, а чтобы смущение скрыть, то и дело улыбался и подмигивал Александре.
«Рано утром, – рассказывал он, – местная жительница Надя Паращенко вышла из дому, чтобы выгнать корову и покормить кур. Соседская собака с незамысловатой кличкой Тузик завывала всю ночь. К утру она уже не лаяла, а хрипела, и Надю это раздражало. Она подошла к забору, чтобы глянуть, есть ли во дворе Степан, и высказать ему все, что она про него и про его собаку думает. Став на цыпочки, Надя заглянула в чужой двор, и причина такого поведения собаки сразу стала ясна: у поленницы дров лежал в странной позе сосед. Надя сначала подумала, будто он пьян, но что-то ее смутило. Приглядевшись, она поняла, что яркое алое пятно на рубашке и нечто золотистое посередине – это не прихоть модника Степана вырядиться в прикид с аппликацией, а кровь вокруг стрелы с желтым оперением.
Надя охнула и, бросив миску с кормом для кур, стремглав ринулась будить участкового. Убийство расследовали тут же, по горячим следам, точнее, Яков Потяев, друг Степана, сам явился с повинной, обремененный тяжестью улик. Видели их вместе со Степаном в тот день несколько раз – и когда они покупали стрелы под найденный в лесу арбалет, и когда во дворе вместе пили, и после, когда в поле по мишени стреляли, и когда обратно во двор пришли. Остальное Яков помнил смутно, как в тумане. Кажется, приняв еще на грудь, они заспорили, кто из них лучший стрелок. Степан приладил мишень и чуть отошел в сторону, но вдруг ему взбрело в голову вернуться. То ли не понравилось, как он мишень прицепил, то ли что-то на ней отметить надумал, да только именно в тот момент Яков и выстрелил. Он и сам не понял, как это произошло. В памяти осталось только видение медленно поворачивающегося Степана, так же медленно летящей к нему стрелы и свой собственный крик ужаса. Ему казалось, если Степан захочет, то запросто под эту стрелу поднырнет. Но чуда не произошло.
– Мне бы хотелось с вашим Яковом поговорить, – сказал Лямзин.
Участковый засуетился, заморгал и, удрученно вздохнув, поманил их за собой.
Задержанный убивец оказался тщедушным, сутулым, с редкой рыжей бородой, он был напуган до смерти и все время вздыхал.
– Яков, расскажите, пожалуйста, где вы взяли арбалет, как он к вам попал?
– Дык, я… – он захлопал рыжими ресницами и судорожно вздохнул, – а что мене за это будет? Мене посодют?
– Суд примет во внимание ваше содействие следствию, – подбодрил его Лямзин.
– Ага. Ну лады. Это Степка, он ту штуковину нашел. Шел через лес – глядь, а она под листьями бузины лежит.
– Далеко от дороги?
– Не-е-ет, – он махнул рукой. – Туды вот, от там.
– Сейчас поедем, покажете место. И что дальше было?
– Дык, Степка радовалси, поедем, говорит, в город, стрелы бум покупать. Вот то ж и съездили… – Он смахнул скупую слезу. – Мы его – арбалет этот – с собою брали, чтоб в магазине прямо к нему все подбирать. Говорил я ему – выкини ты эту дурную штуку, неча новому-то в листьях лежать. Раз хозяева выбросили, стало быть, есть от чего…
– Хорошо, спасибо, – прервал его словоизлияния Лямзин. – Мы сейчас вместе поедем, и вы нам покажете, где был спрятан арбалет. А пока я хочу на него взглянуть, – повернулся он к участковому.
Они прошли в помещение, и подполковник, коротко взглянув на арбалет, подозвал к себе Александру.
– Ну-ка, что скажешь?
Она склонилась, внимательно осматривая оружие, потом вопросительно подняла на него глаза:
– Я могу его взять?
Лямзин кивнул и вынул из кармана тонкие перчатки.
– Только вот так.
Александра осторожно подняла арбалет со стола и осмотрела его со всех сторон. Закончив, попробовала натянуть тетиву и, положив обратно, сняла перчатки.
– Арбалет новый, стреляли из него мало, по ценовой категории – из тех, что соединяют в себе лучшее качество и приемлемые деньги.
– Это сколько примерно? – спросил Лямзин.
– Точно не скажу – возможно, цены изменились, но где-то в пределах двадцати пяти – двадцати семи тысяч.
Участковый присвистнул:
– Лучше б он его продал.
– Да как знать, что на самом деле лучше? – с сомнением покачал головой Лямзин. – Есть у нас подозрение, что этот арбалет около четырех месяцев назад уже одного человека убил. Так что лучше бы ему в лесочке остаться, да там и сгнить, может быть, тогда и крови новой не было бы.
