на след.
Неонилой Хворостовой оказалась крупная женщина средних лет, с руками и лицом сплошь покрытыми рыжими веснушками. Высокая и полная, она выглядела гром-бабой. Как выяснилось позже, характер ее полностью соответствовал внешности.
– Колька? – Лицо ее моментально стало злобным. – Трепач он, вот что я вам скажу. Обещал, что скоро разбогатеем, соловьем заливался. Говорил, уедем за границу жить, во Флориду. А вот фиг вам. Скрылся, даже «до свидания» не сказал.
– Когда вы видели его в последний раз, можете вспомнить?
– А че там вспоминать. У меня день рожденья пятого декабря, он обещал ресторан, поездку в Сочи и все дела. А сам взял и слинял. Гад.
– В каком году?
– Ну, не в этом же. Два года уж прошло, как его нет.
– Скажите, а фотокарточки его у вас не осталось?
Неонила воткнула руки в боки и со вкусом произнесла:
– Да что б ему на том свете так жарко было, как весело его фотокарточки в моей печке горели!
Лямзину стало противно.
– У меня есть все основания полагать, что Николай Мазуров уже два года как ваши пожелания, Неонила, с того света слушает.
Рыжая поперхнулась и замерла с открытым ртом.
– Что?! Правда? – наконец очнулась она.
– Я, собственно, потому к вам сегодня и пришел, чтобы окончательно убедиться, правда это или нет. Кстати, а что, с вами мать Мазурова не связывалась разве?
Неонила потерла задумчиво конопатый подбородок и пожала плечами.
– Да звонила она мне примерно через месяц, как Колька исчез. Денег он ей обещал, что ли, да не прислал. Ну, а я сгоряча и оторвалась на нее по полной программе. Наговорила всего, и что он у любовницы, дескать, другой живет, и что безответственный, и от проблем сбегает... Ну, она больше и не звонила.
– А что, у Николая действительно была любовница? Имя ее не можете назвать?
– Откуда я знаю? Ляпнула просто про другую, да и все. Судите сами, куда может деться сильный половозрелый мужик, если не к другой бабе!
Лямзин кашлянул. Конечно, он мог назвать несколько таких мест, куда вполне можно деться, но спорить не стал.
– Правда ваша. А что, никто больше не звонил вам, не спрашивал о нем?
– Нет.
– Понятно. Что ж, спасибо и на том. Извините за беспокойство, Неонила.
– А может, чайку? – спохватилась женщина.
– Рад бы, но тороплюсь.
Едва спустившись вниз, он достал мобильник и позвонил Скворцову:
– Кирилл, еще одна просьба по Мазурову. Ты не мог бы мне сбросить по электронке или на мобильник его фото?
– Да без проблем, я уже заранее отсканировал снимок, знал, что понадобится. Жди, сейчас вышлю.
Через две минуты пискнула ММС-ка: пришла фотография.
Лямзин, одной рукой держа руль, открыл сообщение. Взглянул мельком, отвел глаза, внимательно всматриваясь в дорогу. Опять посмотрел, отмечая в уме детали. Главное, что сразу бросалось в глаза: маленькие медвежьи глазки, прячущиеся под выпуклыми надбровными дугами. Неприятный взгляд, отталкивающая внешность.
Он отложил в сторону мобильник, пытаясь понять, отчего Мазуров кажется ему знакомым. Мимо пронесся, отчаянно дымя, «ГАЗ-66». Из-под тента выглядывали лица солдат, одетых в зимнюю камуфляжную форму. И вдруг Лямзин вспомнил.
Его командировка в Чечню подходила к концу. Всего пять дней – и здравствуйте, родные просторы! И на душе уже буйствовал весенний праздник.
В тот день Эдик с двумя офицерами на грузовом «уазике» отправился в Грозный, забрать боеприпасы и вооружение для новой смены. Ехали туда по моздокской трассе. Километров за тридцать до Грозного на обочине стоял «ГАЗ-66» с армейскими номерами. Из него выскочил молодой мужчина и принялся резко махать рукой, останавливая их.
Это был человек явно славянской внешности, одетый в камуфляжную форму без опознавательных знаков на погонах.
– Слушай брат, – обратился он к водителю «УАЗа», – аккумулятор сдох, помоги завести. Вас вон четыре человека, толкнули бы. Продукты везем для морпехов в Грозный.
Лямзин уперся плечом в борт, рядом стали два офицера и парень в камуфляже. Толкнули, грузовик завелся.
Мимо как раз проезжала армейская колонна министерства обороны, сопровождаемая бэтээрами с боеприпасами для реактивной артиллерии.
«Уазик» с Лямзиным и офицерами проследовал за ними, оставив «шестьдесят шестой» далеко позади.
Колонна ушла вперед. Лямзин с коллегами никуда не торопились и потому ехали спокойно, смеясь и без умолку болтая. На окраине города их машину остановили омоновцы, чеченцы, служившие на стороне федеральных сил.
Это так здорово, когда у тебя отличное настроение. Оно передается другим, они словно заражаются им от тебя, а ты потом обратно – уже от их смеха.
Замечательные, великолепные ребята оказались те омоновцы. Простояли вместе несколько минут, покурили, с удовольствием пообщались. Нашли общих знакомых, друзей. Расстались, пожав друг другу руки, попросили на обратном пути привезти сигарет.
Лямзин с товарищами перед тем, как поехать на склад, решили зайти на грозненский рынок. Накупили деликатесов – каспийской вяленой рыбы, балыка из осетрины, черной икры и консервов, с нанесенным на них знаком красного креста и полумесяца. Да, гуманитарной помощью от Международного Комитета Красного Креста рынок был просто завален.
В общем, день прошел прекрасно, и вечер обещал быть тоже великолепным. Даже то, что при подъезде к складу они попали под минометный обстрел, не испортило настроения: все давно были к этому привычны.
По дороге со склада «уазик» с воем обогнали несколько машин с проблесковыми маячками, «Скорых» и бэтээров. Подъезд к блок-посту, где ждали сигареты омоновцы, блокировала колонна машин. Стояли вооруженные люди – федералы и чеченские омоновцы.
Лямзин вышел из автомобиля и, взяв блок сигарет, стал пробираться между машинами и военными. То, что открылось его глазам, потом долго снилось в кошмарных снах: сплошное месиво из крови, тел и мозгов. Да, он был не новичок, много раз попадал под минометный огонь, участвовал в перестрелках. Но то, что он видел сейчас, было ужасно: почти никто из тех, с кем недавно он так весело шутил, не выжил. А среди напавших боевиков, как сообщил один из тяжелораненых омоновцев, был замечен русский: мужчина с маленькими, глубоко посаженными глазами. Огонь велся из пулеметов и автоматов почти в упор людьми, одетыми в камуфляж, выскочившими из кузова «ГАЗ-66» с армейскими номерами.
Именно тогда Лямзин впервые почувствовал дикий, животный страх. Раньше ему казалось, что умирать не страшно. Теперь он понял: жизнь начинаешь ценить, только увидев смерть воочию.
Он отошел в сторону и долго пытался отдышаться после того, как его вывернуло наизнанку.
В кабинете на Петровке Лямзин открыл электронную почту и долго вглядывался в лицо на фото. Потом опять позвонил Скворцову.
– Кирилл, проверь, пожалуйста, не был ли этот самый Мазуров в Чечне? И если служил, то когда.
– Эдик, ты не заболел часом, – озабоченно спросил Кирилл, – у тебя голос охрипший.
– Воспоминания не слишком приятные всплыли. Кажется, я этого Мазурова встречал. И воевал он тогда
