господин Раскольников с его извечной «тварью дрожащей». «Право имеем!» – решили мы и, отказавшись от честного образа жизни, стали осваивать все прелести нечестного; за что, собственно, я и был выдворен из замечательной заокеанской страны.
Кто теперь сможет определить, как выглядит это настоящее и единственное «честно»? Существует ли оно вообще? Пристройте куда-нибудь инвалида пустопорожних споров!
Что касается перспектив работы на родине, то мне они рисовались весьма туманными. Если таковая и найдется, оплата труда там будет, мягко говоря, скромной. Небольшой опыт офисной работы, полученный мною еще перед отъездом в Америку, оптимизма не добавлял. Фирма занималась контрабандой сигарет (как впоследствии выяснилось), а для прикрытия имела официальный офис, где предлагала какие-то несуразные и невостребованные виды легальной деятельности. В этом офисе у меня была одна обязанность – придумывать, чем занять себя в течение дня. За все время «работы» у нас так и не появилось ни одного клиента. Несмотря на это, сотрудники фирмы регулярно получали зарплату, правда, символическую, но по тем временам это был далеко не самый худший вариант. Руководство компании меняло «мерседесы» последних годов выпуска как перчатки, издевательски напутствуя нас работать честно, потому что якобы только так можно заслужить себе подобную машину.
Несмотря на высшее образование экономиста, на практике я не умел делать ничего, – в этом была специфика ВУЗов, пачками выпускавших экономистов в девяностые. Такая «учеба» сильно меня не напрягала и не отвлекала от кухонных посиделок, так что идти «учиться» куда-то еще я особого желания не испытывал. Да и куда мне было сунуться с моими неясными мечтами о писательстве? Ведь не существует университета, закончив который ты становишься писателем или гениальным писателем (в зависимости от того, на какие отметки сдашь экзамены). Писателем можно стать единственным способом – написав и издав книгу. Есть, конечно, университеты готовящие каких-нибудь литературоведов, критиков, журналистов и все такое, но подобное образование абсолютно не гарантирует писательской карьеры в будущем. В университетах ведь не преподают ту злость, что необходима для настоящего творчества, ей нельзя научиться ни на лекциях, ни на лабораторных работах.
Короче, в результате столь специфического образования из меня получился дипломированный экономист, ненавидящий экономику, и недипломированный писатель, мечтающий, тем не менее, дипломироваться в литературе. Но как быть с мечтой о писательстве в мире, где необходимо создавать
Вернувшись из аэропорта домой, я незамедлительно засел за написание книги. Однако все мои мысли, накопившиеся в голове к двадцати семи годам жизни, запросто уместились на полутора страницах печатного текста, путанного и бессвязного. Больше я из себя ничего выдавить не смог и понял, что в ближайшие годы зарабатывать на жизнь писательством не получится. Придется искать работу.
Вот с таким багажом смутных мыслей и несбывшихся желаний я и вступил на стезю офисной карьеры, дабы начать новую, абсолютно честную жизнь. Не представляя пока, каким образом она будет выглядеть, я был почему-то совершенно убежден в одном: жить честно – означает жить неминуемо бедно.
Очень скоро произойдет мое знакомство с главным фигурантом этого дела, а именно с Топ-лузером. В связи с чем поиски работы существенно затянутся. Причина этого проста: как человек безработный и, следовательно, обладающий массой свободного времени, я был незаменим для главного фигуранта, потому что мог пить с ним круглосуточно, в любой день недели, а не только в выходные, как все прочие люди. Топ-лузер бесконечно обрадовался нашему знакомству – он нашел не только собутыльника, но и благодарного слушателя, что для человека, по пьянке любящего поговорить «за жисть», очень важно. Поначалу я тоже радовался: с Зигмундом было весело, он выгодно отличался от большинства моих друзей, постепенно становящихся занудными и прижимистыми.
Но очень скоро ритм жизни, заданный новым знакомым, стал меня утомлять и даже раздражать. Все- таки бесконечное, бессмысленное пьянство – это путь в никуда. А мне необходимо искать работу, думать о книге, что-то делать, а не веселиться без конца и перерыва. Я стал рядить наши встречи и все чаще отлынивать от алкогольной повинности у Топ-лузера. Со временем на горизонте замаячили первые интервью у потенциальных работодателей.
О моих поисках работы можно написать отдельную книгу. Таких типажей насмотрелся и таких речей наслушался – просто караул… Я и не подозревал, насколько непривлекательно выглядит офисная повинность в глазах будущего (хотелось бы надеяться) писателя. Скрывать собственные эмоции по этому поводу становилось все сложнее и сложнее. Особо тягостное впечатление оставил операторский зал в одной крупной фирме, торгующей строительными материалами и инструментами. Огромное помещение было разделено перегородками на отстойники-загоны, в которых сидели десятки человек, уткнувшись в мониторы. В зале царил тяжелый запах перегретой оргтехники вперемешку с запахом перегретых человеческих тел, а приглушенные голоса сливались в монотонный загробный гул. Не успевшему еще погрузиться в этот невыносимый офисный рай, мне заранее хотелось на свободу, и я с тоской смотрел на улицу сквозь тонированные окна. С ужасом представлялось: работодатели говорят: «ОК, вы приняты на работу, вот ваше рабочее место», – и указывают на один из таких отстойников, – а что там делать? Как высидеть целый день?! Хорошо, что они так не говорили.
Словом, все мои собеседования не складывались поначалу, я подсознательно сопротивлялся трудоустройству, и потенциальные работодатели это чувствовали.
Мне не хотелось врать. Если уж быть честным, то честным во всем: ну не испытываю я диких восторгов по поводу такой работы, мне нужен лишь временный источник дохода, чтобы оплачивать жилье и какой- никакой секс (постоянный или эпизодический), пока я не стану писателем. Звучит, конечно, смешно, но ведь это и есть то самое «честно»! Попробуйте им такое сказать…
С сожалением пришлось констатировать, что ложь и притворство заложены в процессе трудоустройстве изначально. Чем больше я ходил по разным собеседованиям, тем изощреннее начинал врать, постоянно подправляя свое резюме и мотивационное письмо, формируя из моей достаточно скудной трудовой биографии портрет идеально мотивированного офисного Хомо Сапиенса. Перечитав эти письмена после нескольких месяцев поиска работы, я вдруг осознал, что речь в них идет уже не обо мне, а о каком-то совершенно постороннем человеке.
Но нужно вживаться в созданный образ героя из резюме, поскольку, видимо, это единственный способ найти работу. В результате на всех собеседованиях приходилось плести, без зазрения совести, что моя мотивация – это стремление (неудержимое) трудиться в сплоченном коллективе, развиваться, расти и отдать всего себя на важное дело продвижения на рынок нового, нужного, революционного товара – затычки для ванны (или любого другого), ибо в этом я вижу радужные перспективы карьерного роста до бренд-менеджера ЗАТЫЧКА™. Очень люблю участвовать во всяческих спартакиадах, кидать валенок на дальность и бегать в мешках, а кроме боулинга и дартса никаких иных хобби и духовных запросов не имею.
Наконец, когда мое резюме было идеально отредактировано, а лицо приобрело позитивно- мотивированный оскал, я был принят на работу в контору, торгующую лопатами, строительным инструментом и прочими нужными и полезными вещами.
И началось…
Кажется, это было так давно: прощание с Владимэром, знакомство с Топ-лузером, трудоустройство в лопатную фирму. Сейчас я работаю в другом месте – менеджером в компании, производящей офисную мебель. Прошло пять лет, и за эти годы вполне честного существования я настолько отдалился от всяких там афер или попыток самостоятельно бизнесменить, что кажется, будто всю жизнь живу в офисе: здесь родился, здесь и умру. Законопослушный и исполнительный, не дай бог опоздать.
Но как долго можно жить в конфликте с самим собой?! Как долго можно притворяться? Выяснилось, что неограниченно долго. Хоть всю жизнь. Сам конфликт постепенно перестает быть острым, перестает быть конфликтом, – остается лишь хроническое депрессивное недовольство всем и всеми. Написание книги постепенно отходит на второй план и кажется глупой детской мечтою. Одного депрессивного недовольства недостаточно для настоящего творчества. Чтобы сделать что-то стоящее в жизни, необходимо разозлиться как следует…
