Я вдруг понял, что самым опасным при утрате мечты является постепенность этого процесса, его комфортабельность, его уютность. Уход мечты – это не падение в пропасть и не смерть в окопах, это просиживание ее в креслах. Уход происходит незаметно для нас, под жужжание процессора, в хорошо отапливаемом офисе, с чашечкой кофе, рядом с такими же, как ты. Никто ничего и не заметит… Бывает, человек спохватится: «Где я нахожусь? Кто я и для чего живу?». Погрустит-погрустит и перестанет. Возможно ли восстать против любимого компьютера, чашки кофе и удобного кресла в офисе?
Мне было невыносимо скучно все это время. Скука – чувство пассивное, чаще всего оно зовет нас на диван или к бутылке. Но теперь, кажется, я дошел до черты, за которой скука трансформируется в злость, в ту самую злость, нужную, продуктивную… Дошел пешком, по полю.
Дело в том, что мое нынешнее место работы находится немного на отшибе от основных дорог и добраться туда можно, только преодолев поле между заброшенными огородами. Эта увлекательная прогулка занимает не так уж много времени – пятнадцать-двадцать минут, но в плохую погоду эти минуты кажутся вечностью. Дополнительный уют создают снующие туда-сюда бродячие собаки, явно не страдающие от переедания, и бомжи, тянущие тележки со скарбом.
Продав машину еще летом, я честно надеялся, что до наступления холодов удастся приобрести какое- нибудь транспортное средство. Этим мечтам не суждено было сбыться. Дело в том, что после долгих мытарств по съемным квартирам и родственникам, я, наконец, решился приобрести собственную квартиру. В кредит, разумеется. Для этих целей пришлось продать автомобиль и наодалживать бог знает сколько денег: на первый взнос, на оформление документов и прочее. Теперь, ожидая завершения строительства, я, таким образом, был без машины, без денег и без жилья. От зарплаты не оставалось практически ничего. В общем, мои любовь и тяга к честной жизни, и до этого не слишком сильные, ослабевали с каждым днем. И вот сегодня произошло событие, которое, явилось последней каплей, переполнившей чашу терпения – именно сегодня я получил примерную распечатку кредитных платежей за вожделенную квартиру. У меня, что называется, открылись глаза и стало ясно, что дальше так жить совершенно неприемлемо. Увидев дату последнего платежа за квартиру, я просто посчитал сколько мне будет лет.
Да, друзья мои, человек любит помечтать о будущем. Сидит и думает: а что я буду делать в такой же точно день, восемнадцатого октября, но скажем, лет через пять или десять? Некоторые даже ходят к гадалкам и экстрасенсам. А вот в этой папке написано, что, например, десятого января две тысячи тридцать первого года я внесу последний платеж за квартиру и стану, таким образом, полноправным собственником своих четырех стен, которые даже еще не построены. И в этот радостный миг мне будет всего-навсего пятьдесят семь лет. Вот так вот, и не нужно никаких гадалок, – все предельно четко и ясно. Кроме одного: в этой папке ничего не написано про писателя и про мечту, там присутствует лишь некий плательщик с персональным кодом, который обязан придерживаться установленного графика.
Причем тут поле? Знаете, если у евреев есть Стена плача, то у меня есть Поле гнева. Когда я шагаю под дождем по этому вонючему клочку земли с работы или на работу, меня переполняет праведная, я бы даже сказал, – классовая злость.
Какого хера?!
Почему я в таком плачевном положении, после пяти лет службы, так сказать, верой и правдой? Посудите сами: все те годы, что ваш покорный слуга проработал здесь, по возвращению из Америки, он находился в большей или меньшей заднице, и лишь непродолжительные кусочки времени можно назвать, ну если не счастливыми, то, по крайней мере, приятными. Но в эти промежутки времени я стремительно набирал долги, как реактивный самолет набирает высоту на взлете. Счастье нам не по карману. Быть все время на грани, еле-еле сводя концы с концами, – вот что
«Причем тут «они»? Сам во всем виноват!» – скажите вы и будете посланы мною. Самобичеваний не дождетесь, и винить себя не стану, да и не за что, – работал я честно и добросовестно.
Наивные! Полностью отдавая себя труду, мы надеемся на некоторую справедливость при распределении материальных и карьерных благ. И, как оказывается, совершенно напрасно – гораздо важнее пробиться к самому процессу распределения результатов труда, чем непосредственно трудиться. Не имеет большого значения, как ты работаешь, главное – правильно пиарить и презентовать свою работу остальным. Для освоения этой науки нужны какие угодно качества, но только не честность и трудолюбие.
Таким образом, если человек без конца трезвонит всем о своем титаническом круглосуточном труде, знай – перед тобой главный лодырь и карьерист, а скорее всего, еще и стукач. Эти люди всегда загружены, у них вообще нету времени, что вполне естественно: ведь нужно каждому донести информацию о своей нечеловеческой занятости, не забыть выклянчить повышение зарплаты и доложить о том, как плохо и безотвественно работают все остальные (с перечислением фактов и фамилий). Естественно, при таком рабочем графике на саму работу у этого стахановца времени не остается. И, что интересно, такие люди, в конце концов, добиваются своего и постепенно начинают командовать нами. А вы так умеете?..
Извините, но какое отношение, все это имеет к трудолюбию? Такие способности можно приписать, скорее, экскаваторным функциям и умению влезать без очереди. Но ведь изначально, если помните, речь шла о
Реальный же труд практически всегда остается незаметным для окружающих и, главное, – для руководства компании. Вот и возникает вполне резонный вопрос: а нужен ли он вообще? Или просто необходим человеческий материал для построения низшей ступени распределения материальных благ? Может быть, такое устройство общества в какой-то степени оправдано, но почему именно я должен быть тем самым низшим человеческим материалом? Не согласен.
Конечно, задача писателя – писать книги, а не лезть, куда его не просят. Может быть, тогда и не наступило бы подобное разочарование. Каждый должен заниматься своим делом, согласен. Но пока книга не написана, надо же как-то зарабатывать деньги! И виноват я лишь в том, что книга пишется очень долго и никак не хочет завершаться. Каюсь…
А мои личные взаимоотношения с деньгами за все годы честной работы напоминают ситуацию с собакой, которая тщетно пытается ухватить собственный хвост. Хвост в данном случае – это зарплата за предыдущий месяц: я никак не могу дотянуться до кончика, и снова приходиться крутиться (брать в долг). Если повышается зарплата – тут же в стране вырастают цены или на меня сваливаются новые платежи. Вот-вот кажется, я раздам долги и, наконец, задышу спокойно, как у меня заболят зубы и все деньги приходиться оставить у стоматолога, или сломается машина, или необходимо покупать что-то из одежды, и так далее и тому подобное. В этой бессмысленной погоне за собственным хвостом проходят дни, месяцы и годы. Жизнь, в конечном итоге…
В конце семидесятых годов прошлого века одна шведская поп-группа спела песенку, начинающуюся строками:
Я помню эту песню с детства, – в те времена ее крутили на каждом углу и даже показывали по советскому телевидению. Тогда поднятая в ней социальная проблема не являлась актуальной для нашей страны, и никто особо не вникал в суть вроде бы незамысловатых и в тоже время удивительно точных строк. Да многие и языка-то не знали.
Ну а сейчас, думаю, первые строчки этой песни могут стать лозунгом и формулой жизни для большинства представителей нашего поколения.
Подписываясь под кредитом на квартиру, с грустью понимаешь, что теперь уж точно:
Перед глазами стоит картина, увиденная еще летом, – автобус с немецкими туристами-пенсионерами, прибывшими в Старый город на экскурсию. Проходя мимо и застав момент, когда туристы выгружались из автобуса, я остановился понаблюдать немного. Всем им было уже за восемьдесят; дряблые, трясущиеся, с выставленными вперед руками, пенсионеры напоминали беспомощных слабоумных детей, попавших в незнакомое место. Они и одеты были соответственно, словно провинциальные тинэйджеры: маечки с какими-то детскими картинками, шорты и дурацкие бейсболки. У каждого на шее висел неизменный
