фотоаппарат. Одна дама, ввиду полной дряхлости, никак не могла спуститься по ступенькам автобуса. Возникла пробка. Экскурсовод тщетно пыталась ускорить выгрузку, раздавая правильные, но бесполезные в этой ситуации команды. Соплеменники дамы растерянно наблюдали за происходящим и ничем помочь не могли, поскольку сами едва стояли на ногах. Они тупо вращали глазами, а на лицах блуждала стандартная зомби-улыбка бывших позитивно мотивированных служащих. За долгую трудовую жизнь эта улыбка, въелась в их лица, с ней, видимо, законопослушных офисо-сапиенсов и похоронят. Дряхлая дама, наконец вылезшая наружу, проверяла все свои сумочки, болтавшиеся у нее на шее и плечах. Судя по всему, она что-то забыла в автобусе и полезла назад, не дав закончить выгрузку остальных. Образовался новый затор, разрулить который была не в состоянии даже энергичная экскурсовод.
Эту картину я назвал тогда: «Они выплатили все кредиты».
Наконец-то свободные, наконец-то не надо ходить на работу. Теперь можно отдыхать и заниматься тем, что тебе на самом деле нравится: путешествовать, развлекаться, писать книги и еще бог знает чем. Ну, на что остались силы, естественно… Неужели эта система отпустит меня, только когда я стану таким же?
Не дай бог. Надо торопиться!
Но моя книга не думает двигается: замученный погоней за собственным хвостом, я не чувствую ни вдохновения, ни нужной злости. Вот и приходится снова и снова переться в офис, уговаривая себя еще немного потерпеть.
«Терпила» – вспоминаю я термин из уголовного сленга. Удивительно, насколько точно некоторые жаргонные слова отражают суть явлений и процессов. Обычные, честные люди – это именно терпилы. То есть те, кто постоянно терпит, терпит все и ото всех. Тебя имеет государство – ты крепишься, обманывает работодатель – мужаешься, хамят в трамвае – сглатываешь; тебя посылают – ты улыбаешься. Человек, который все терпит, – это даже не лох, которого обманули (кинули); обмануть можно любого, даже самого крутого, но разница в том, что крутой с этим не смирится, а терпила стерпит.
Терпила – прекрасный строительный материал для любых глобальных афер, пирамид и социальных экспериментов. Поэтому, терпеть нам советуют все: и попы, и нувориши, и государство; мы им нужны такие. А если будешь безмолвно терпеть, послушно работать и правильно при этом улыбаться, то к восьмидесяти годам тебя отпустят на свободу, наградив бесплатным автобусным туром и майкой с Микки Маусом.
И недаром над вратами самого страшного концлагеря было написано не что-нибудь, а:
После этого становится намного легче. Теперь меня переполняет многовековая классовая злость, сокрытая, видимо, в этом волшебном заклинании. А когда я выкрикиваю последние строки: «Понедельники и вторники окрасим кровью в праздники!», – по спине бегут мурашки, словно в мое озябшее тело вселился вольный, разбойничий дух Пугачева или Стеньки Разина.
Однако все эти метаморфозы моментально заканчиваются, едва я дохожу до офиса. Отогреваясь и отпаиваясь кофе, постепенно начинаю входить в вялый ритм безэмоциональной офисной суеты. Мне нужно продержаться очередные восемь часов трудовой повинности – не слишком торопясь все сделать, но и не засыпая на рабочем месте.
В одном часе три тысячи шестьсот секунд. В восьмичасовом рабочем дне – двадцать восемь тысяч восемьсот секунд, это легко проверить на калькуляторе, если кто-то сомневается. Секунда – это, казалось бы, совсем немного, один короткий миг. Но когда сидишь в «любимом» офисе, эти мгновения частенько приходиться подгонять и уговаривать. Вот до конца рабочего дня осталось пятьдесят минут. Переводим в секунды – три тысячи. Три тысячи мгновений, и я на свободе, – вроде бы ерунда, но как медленно они тянутся! Начинаем считать: две тысячи девятьсот девяносто девять, две тысячи девятьсот девяносто восемь… Интересно, это только я таким идиотизмом занимаюсь, сидя в офисе, или нас много? Вот уже сорок минут осталось до долгожданного окончания работы, а именно: две тысячи четыреста секунд. Две тысячи триста девяносто девять, две тысячи триста девяносто восемь…
Нет, нельзя столь бездарно распоряжаться мгновениями собственной жизни, – когда-нибудь мне может их не хватить, именно этих самых секунд, которые я безжалостно выкидываю сейчас на помойку. Тысяча восемьсот секунд! Тысяча семьсот девяносто девять, тысяча семьсот девяносто восемь…
По идее, честный человек должен встать и сказать:
«Я сегодня уже все сделал и до конца рабочего дня у меня дел нет. Можно я поеду домой?»
Реакцию на подобную честность представить себе нетрудно. Поглядывая на папку с распечаткой кредитных платежей, лежащую тут же, на рабочем столе, я понимаю, что сейчас так рисковать мне категорически не рекомендуется. А потому – продолжаем считать свои пустые секунды.
Сегодня в Интернете в разделе «Курьезы» появилась статья:
Во вторник, 17 октября, полиция прибрежного курортного города Roses, в северо-восточной области Каталонии, сообщила о найденной мумии. Информация к стражам порядка поступила от гражданина, купившего один из домов в городке на залоговом аукционе. После приобретения жилища, новоиспеченный хозяин отправился его осматривать и обнаружил мумифицировавшее тело прежней владелицы, сидящее на кушетке гостиной комнаты.
Следователи, производившие дознание, определили, что женщина умерла примерно пять лет назад, в 2001 году, судя по времени, с которого она прекратила оплачивать платежи по закладной.
Представитель каталонской региональной полиции сделал предположение, что тело мумифицировалось и хорошо сохранилось по причине климатических условий и из-за соленого приморского воздуха. У 50-летней женщины были дети, живущие в Мадриде, но сообщений о ее пропаже не поступало.
Полиция также добавила, что смерть несчастной не была обнаружена соседями, потому что ее дом находится в оживленном курортном квартале, где в основном проживают туристы.
Более всего власти удивились работе банковских служащих, продавших дом умершей за долги. Они даже не потрудились выяснить причины прекращения залоговых платежей.»
Нет, все-таки наши банки более жадные и ушлые. Если я также окочурюсь в своей вожделенной квартире и прекращу платить кредит, они не дадут мне превратиться в мумию. Эти заставят платить даже мертвого.
За такими радужными размышлениями я и дождался окончания рабочего дня. Все, свобода до завтрашнего утра.
Да! Моя книга продвинулась – в ней уже три страницы печатного текста. Впрочем, прочитав первые полторы, я с сожалением констатировал, что они никуда не годятся… В общем, написание романа снова откладывается, а это означает, что надо продолжать упорные хождения в офис. И закутавшись как можно теплее следующим утром, я шпарю по заиндевевшему полю.
Глава 9
Путь лопаты
В офисный рай я окунаюсь ежедневно, с восьми утра. Если быть точнее, то с семи сорока пяти. Проклятая пунктуальность, как ни стараюсь, все равно прихожу заблаговременно. «На работу не хочется» – это не то слово. Каждое утро, мучительно просыпаясь по будильнику в шесть тридцать, я, задаю себе один и тот же вопрос:
«Господи, ну когда же все это кончится?!»
Господь бог здесь, конечно же, ни при чем. Вопрос этот вполне может быть адресован и его оппоненту:
«Черт! Ну когда же все это кончится?!»
Ни тот, ни другой, ответа не дают, а потому, поборов адскую сонливость, я собираюсь на работу,
