– Что же она натворила?! – вырвалось у Туризинда. – Что могла натворить такая юная, такая красивая девушка? Что настолько ужасное она совершила, что тебя бросает в дрожь при упоминании о ее имени?
– Прости, – сказал юноша. – Меня зовут Эндоваара.
– Что ж, в таком случае самое время назвать и мое имя: Туризинд. Бывший капитан наемников, а теперь – ничтожный раб, последний из самых жалких людишек в тайной службе его светлости герцога.
– Хе-хе, господин Туризинд шутит, – встрял Конан.
Туризинд бросил на него удивленный взгляд, но Конан продолжал еще более развязным тоном:
– Господин Туризинд – вовсе не «ничтожный раб». Просто он недоволен заданием, которое мы получили, вот и изволит иронизировать. Он – важная персона в тайной службе герцога. От него многое зависит. Но он злится и потому произносит лишние, ничего не значащие слова.
– Это неважно, – сказал Эндоваара.
Он наклонился над Дертосой и внимательно всмотрелся в ее черты. Она стала хмуриться и корчиться, как будто в своем забытьи испытывала боль.
– Я и узнаю, и не узнаю ее, – признал юноша. – Когда-то она жила здесь, среди нас.
– Но ведь она – не одна из вас! – сказал Туризинд.
– Да, – тотчас согласился Эндоваара. – Она была чужой. Но это не мешало мне любить ее…
Он вздохнул и замолчал, задумчиво глядя на огонь. Оба пленника наблюдали за ним настороженно. Казалось, друид готов был рассказать им что-то важное, и требовалось лишь вести себя тихо, чтобы не спугнуть его.
Затем Эндоваара вновь прервал безмолвие.
– Ее нашли на болотах… Маленький ребенок, совсем крошечный, не больше года.
– Неужели у кого-то хватило духу бросить в болотах такую крошку? – презрительно кривя губы, произнес Конан. – Впрочем, говорят, в голодные годы некоторые племена избавляются от дочерей. И от слабых сыновей. – Глаза его мечтательно затуманились: он как будто сожалел о том, что этот обычай не получил повсеместного распространения.
– Да… – сказал Эндоваара и посмотрел на него своими ясными, широко раскрытыми глазами. – Думаю, да. Думаю, ее отнесли в лес и оставили умирать, как это делают иногда со своими детьми крестьяне в неурожайный год.
– Всегда я презирал этих копателей земли, – фыркнул Туризинд. – У них грязь под ногтями – и душа не чище.
– У них выдаются тяжелые времена, – возразил Эндоваара. – Мы не должны осуждать их. Иногда на помощь таким детям приходят друиды или болотные карлики, а иной раз – и дикие звери… Вероятно, девочка шла по лесу и звала мать, но заблудилась и оказалась на болотах. Ее подобрали и отнесли сюда. Здесь она и выросла. Я помню ее маленькой. Помню, как она становилась старше, как созревала ее красота…
– Сколько же тебе лет? – удивился Туризинд.
Юноша с серебряными волосами улыбнулся, |
– Друиды, потомки атлантов, дольше взрослеют и живут гораздо больше, чем люди… Я проводил уже двести семьдесят три весны. И сорок три весны я встречал и провожал вместе с Дертосой. Сорок три чудесных весны…
Он погладил девушку по щеке. Она вздохнула и улыбнулась.
Туризинд вдруг забеспокоился:
– Почему она не приходит в себя?
– Она должна поспать, иначе раны на ее теле будут слишком долго заживать. Это больно и неприятно. Люди живут очень мало. У людей нет времени на боль, на хвори и страдания. Следует сокращать время болезни, иначе жизнь пройдет мимо.
– Странная точка зрения, – пробормотал Туризинд.
Он никогда не мыслил подобным образом. Все, что приносила жизнь, – будь то сражения, походы, сидение в гарнизоне, лежание в палатке вместе с другими раненными, издающими зловоние, – все это было в его глазах одинаково ценно. Все это составляло его жизнь, было частью его судьбы. Неповторимой, единственной судьбы неповторимого, единственного человека по имени Туризинд.
Конан, в противоположность своему впечатлительному товарищу, обладал умением схватывать главное, отметая эмоции как нечто излишнее.
– Стало быть, эта Дертоса, – медленно проговорил Конан, – была найдена вами на болотах сорок три года назад и выросла среди друидов? Интересная подробность. Нам об этом ничего не было известно.
– Я сказал, что она провела с нами сорок три года, – возразил Эндоваара, продолжая с нежностью смотреть на девушку, – ей был приблизительно год по людским меркам, когда мы нашли ее, и еще два года я ее не видел…
– Значит, ей почти пятьдесят, – пробормотал Туризинд. – А выглядит она так, словно ей нет и двадцати.
– Такое случается, если человека любят, – объяснил Эндоваара. – Я хочу сказать: если человека любит друид. Мы умеем продлевать молодость любимому существу. Ненадолго, всего лет на тридцать, но все же… – Он вздохнул. – Впрочем, она предпочла оставить нас. Жизнь среди людей внесла в ее облик значительные искажения… Поэтому я едва узнал ее.
Он встал, намереваясь покинуть пленников, но Туризинд удержал его за руку.
– Как же вышло, что она ушла от вас?
– Для меня это загадка, – грустно отозвался Эндоваара. – Я учил ее всему, что знал сам. Мне казалось, ей хорошо… Но я ошибался. Человеку никогда не бывает довольно любви. Человек всегда ищет чего-то еще. А когда он понимает, что можно жить одной лишь любовью, – обычно становится слишком поздно. Люди чересчур быстро стареют.
– Ей захотелось «чего-то еще»? – переспросил Конан. – А она не говорила – чего именно? |
– Думаю, того же, к чему стремятся все люди: власти над другими, богатства… – Эндоваара покачал головой. – Простите меня. Я хотел бы уйти, хотя бы на время. Мне слишком больно видеть ее такой.
– Мы старались сделать для нее все, что бы… – начал Туризинд, однако Эндоваара прервал его:
– Я не говорю о том, как поступаете с нею вы. Наверняка вы добры к ней, насколько люди умеют быть добры друг к другу. Нет, я говорю о том, что сделала с ней жизнь среди людей. И… что-то еще. – Он сдвинул брови, рассматривая девушку. – В ней появилось что-то еще, чего не было прежде. Я действительно едва могу распознать прежнюю Дертосу в этом… создании.
Он решительно отвернулся и зашагал прочь. Скоро он скрылся среди деревьев. Туризинд вопросительно уставился на Конана.
– Как тебе это нравится, Конан? – обратился он к своему спутнику. – «Что-то еще»? И что это такое может быть, по-твоему?
– Что ни говори, а наша прекрасная воспитанница друидов некоторое время была воровкой и шлюхой, – фыркнул Конан. – Как, по-твоему, это не оставило некоего отпечатка на ее личности? Друиды – люди чуткие. Или мне следовало бы лучше сказать – «существа»? Для них душевная нечистота смердит так же гнусно, как для нас – нечистота телесная.
Дертоса пришла в себя к вечеру. Некоторое время она лежала молча,
