диковинную девчонку, посудачить о ней, попытаться в очередной раз угадать ее тайны. Дартин – что? Уличный певец, при случае – вор, при случае – наемник. Никаких сюрпризов. В таком маленьком городке, как Аш-Шахба, он скоро надоест. В девочке Дин – и Дартин отдавал себе в этом полный отчет – заключалась для него вся надежда на хорошую выручку. А если учесть почти полное бескорыстие напарницы. Поэтому молчи, Дартин, смирись и жди, пока она соберет свои обломки.
Наконец она выпрямилась, перекинула косу со спины. Семь медяков, звякнув, упали на плоскую грудь. Кажется, благодарит раба за помощь. А он стоит, облизывая порез на пальце. Глядит на нее с легкой усмешкой – как будто приценивается: не дочка ли сбежавшая перед отцом, не сестренка ли заблудшая.
Человек этот Дартину сразу не понравился. Он был высокий, выше самого Дартина (а тот, благодаря киммерийской крови, унаследованной от случайного отца, считался в Аш-Шахба едва ли не верзилой). Кожу незнакомца сожгло солнце, но при этом сразу делалась очевидной принадлежность его к белой расе: он был северянин, и об этом кричала каждая черта его лица, довольно молодого и, следует сразу признать, довольно привлекательного. Густая копна лохматых волос свободно падала ему на плечи – широкие, мускулистые, покрытые шрамами.
Но самой примечательной особенностью этого странного раба были ярко- синие, пронзительные глаза. И еще улыбка. Он усмехался так, словно оковы на его запястьях представляли собой некое досадное недоразумение, от которого он избавится в самом ближайшем будущем.
Раскосые глаза Дин медленно скользнули по стоящей перед ней фигуре, и вдруг выражение лица девчонки изменилось, словно она что-то такое в нем заметила необыкновенное.
Торговец, который уже спешил к наглецу с плеткой, явно намереваясь спустить с того шкуру, замер. Разумеется, выставленный на продажу разбойник, осужденный личным судом правителя, не имеет никакого права заговаривать с проходящими мимо свободными гражданами. И тем более – держаться так нагло. Но…
Чутье, которое никогда не подводило торговца, сейчас сообщало ему весьма странную вещь: странная девочка, уличная плясунья, намерена купить раба.
Препоручая Ихану – так звали работорговца – этого преступника, начальник стражи правителя предупредил: варвар-северянин – личность буйная, физически необычайно сильная, цену за него поднимать не следует, напротив – надлежит избавиться от него как можно быстрее. Всучить первому встречному, лучше не из местных. Если боги смилуются над Аш-Шахба, то пошлют Ихану какого-нибудь заезжего купчину-простофилю, который решит совершить выгодную сделку и за бесценок приобрести мощного телохранителя.
И напоследок предупредил Ихана: оковы с этого малого не снимать ни в коем случае! Лучше привязать также за шею.
Чутье вопияло в душе Ихана: покупатель! Покупатель! Не упусти! А глаза говорили совершенно обратное. Для чего уличной плясунье личный раб, телохранитель? Или она намерена взять его в любовники? Но как же Дартин? Молва давно уже уложила Дартина в постель Дин.
Та же молва шепнула работорговцу и еще одну мыслишку: дурной из синеглазого варвара любовник – поговаривают, будто его хотела залучить к себе под покрывало сама Альфия, а он поставил ее на место. Последнее внушало Ихану определенную симпатию к варвару: нахальную бабу давно следовало приструнить. Слишком уж много у нее родственников, судьбу которых она устроила самым выгодным образом.
Если Дин предложил за варвара хотя бы пару медяков – участь громилы будет решена. И Ихану спокойнее, да и человек, который щелкнул по носу Альфию, получит свободу. Не задержится же он у Дин в рабах надолго? Этой девочке не то что раба содержать – ей себя бы прокормить. Вон какая худая, кожа да кости. Наверняка голодает.
Для Дартина весь этот клубок соображений и сомнений, что теснились под низким мясистым лбом торговца, был настолько очевиден, что он даже ухмыльнулся. «Напрасны твои надежды, толстяк, – мысленно обратился Дартин к работорговцу. – Рассчитываешь сбыть негодника с рук и повесить его мне на шею? Не получится! Все наши с Дин деньги – у меня, а я не настолько глуп и ни гроша девчонке не дам, что бы она мне там ни говорила. Не дам и все тут. Мало ли что ей взбредет в голову. Сегодня варвар, завтра шелковые шаровары, послезавтра паланкин или зонтик с кхитайскими картинками. Нет уж. Я намерен купить себе хорошую лошадь и уехать отсюда. Не уйти пешком, а уехать. И не на чужом верблюде, охраняя чужой караван, а на собственном скакуне. Когда-нибудь мне должно повезти!»
Дин повелительно протянула руку к рабу.
– Иди сюда, – сказала она, и он шагнул вперед, продолжая улыбаться девчонке совершенно дружески.
Она еще раз пристально посмотрела на него, потом перевела взгляд на торговца.
– Кто он? – спросила Дин.
– Какой-то варвар, дочка, – ответил Ихан. Дартина поразил дружеский тон, которым разговаривал с нищей девчонкой этот бессердечный человек. А ведь знает, что она спрашивает из простого любопытства. – Дикари все строптивы, – добавил торговец, – но этот – сущее наказание. – Он дернул бровью и добавил вполголоса: – Сказать по правде, я его побаиваюсь.
– Откуда он?
– Вроде, попался на воровстве, – пояснил торговец. – Хотя сама знаешь что говорят разные слухи А может, грабитель. Или наемник. Или всего понемножку. С такими людьми очевидно одно: если их высечь кнутом или продать в рабство куда-нибудь на мельницу, то всегда найдется преступление, совершенное ими в прошлом и подлежащее наказанию, такому если не более суровому.
И подмигнул Дин.
– А ты что, уже присматриваешь себе мужчину? Не рано ли тебе?
Дин смотрела на Ихана открыто и ясно – так, будто не понимала, о чем он говорит.
«Может быть, кстати, она и действительно не понимает, – подумал вдруг Дартин. – Она чиста нечеловечески, страшно чиста. В ее голове никогда не появляется ни одной грязной мысли. Иногда мне чудится, что она вообще не знает, какие отношения могут складываться между мужчиной и женщиной Что ж, если она и впрямь не человек, то в этом нет ничего удивительного».
Девочка немного помолчала, потом положила свой ковер на землю и жестом подозвала Дартина. Дартин приблизился, всей душой желая только одного: чтобы вся эта глупость поскорей закончилась. Сейчас они начнут кричать друг на друга, ссорясь из-за денег, потом Дартин настоит на своем – и они с Дин отправятся в дешевую харчевню, чтобы наконец перекусить после «рабочего дня».
– Сколько ты хочешь за него? – спросила Дин работорговца.
– Двенадцать серебряных.
Ответ прозвучал быстро и был, если судить о происходящем честно, довольно дерзким: строптивец не стоил и пяти серебряных. А если учесть все прочее
– Девять, – предложила Дин деловито. И коснулась локтя варвара, который все это время стоял рядом и, щурясь с удивлением поистине царственным, рассматривал торгующихся из-за него людей.
Ихан кивнул с важным видом.
– Учти, я делаю скидку тебе только потому, что мне нравится, как ты танцуешь, – добавил он.
Дин пропустила комплимент мимо ушей.
– Сними с него цепи, – приказала она.
– Разумеется, – быстро отозвался Ихан. – Эти оковы принадлежат мне, так что если бы тебе понадобилось держать своего раба в узде, тебе пришлось бы заплатить за них отдельную цену.
Дин фыркнула.
– Можно подумать, не существует способа держать человека в узде без всяких цепей и веревок! Эти ваши оковы – глупость.
