оставалась привлекательной, дружелюбной, заботливой. Но иногда, особенно когда Галкарис погружалась в задумчивость, в глубине ее глаз вспыхивал желтоватый огонь. Конан мог бы дать клятву, что ничего подобного он прежде не наблюдал.
– Ты не замечаешь, что Галкарис сделалась какая-то другая? – сказал наконец киммериец Муртану, выбрав удобный момент для разговора наедине.
Муртан удивленно пожал плечами.
– Она такая же, как обычно. Тебе что-то почудилось, киммериец.
– Мне никогда ничего не чудится, – огрызнулся Конан. – И я, как правило, не ошибаюсь. Именно поэтому я до сих пор жив.
Муртан вдруг почувствовал себя усталым. Его изрядно вымотало это путешествие, а тут еще Конан с его подозрениями, намеками и самодовольством. И что хуже всего – обвинять во всем случившемся Муртану было некого, кроме самого себя. Это ведь он затеял поездку в Стигию, это ему пришло на ум отыскать заброшенный храм кошачьей богини и завладеть ее величайшей драгоценностью.
Поэтому Муртан угрюмо отмолчался.
Но Конан продолжал настаивать:
– Приглядись к ней. Неужели ты действительно считаешь, что та колдовская ночь прошла для нее без последствий? В ней поселился дух, прежде заточенный в пирамиде-гробнице. И что-то я не видел, чтобы этот дух покинул ее тело. Нет, говорю тебе, неведомое существо до сих пор находится внутри Галкарис. Оно управляет ею.
– Я не понимаю тебя, варвар, – сказал Муртан. – Как это оно управляет Галкарис? По-моему, ничего особенного не происходит. Мы просто идем вперед. И Галкарис идет наравне с нами. По той же самой дороге. У нее даже улыбка осталась прежняя.
– Все это до поры, – отозвался киммериец мрачно. – Как только существо решит, что время пришло, оно даст о себе знать. И ты не будешь готов ни к одной из неожиданностей, которые оно тебе преподнесет! Помяни мое слово.
– Как можно быть готовым к неожиданности? – удивился Муртан. – Она на то и неожиданность, что ее не ожидаешь.
– В нашем деле главное – быть начеку, а враг пусть считает, что ты беспечен и что тебя можно захватить врасплох в любой момент, – пояснил Конан. – На этом строятся все хитрости.
– Ты рассуждаешь так, будто Галкарис – наш враг, – рассердился наконец Муртан.
– Она не враг, – прозвучал ответ киммерийца, – но тот, кто в ней поселился, вполне может оказаться нашим врагом.
Из тростника они вышли на караванную дорогу, ведущую через пески. Однако скоро дорога свернула к Птейону, а путники решили обойти город западнее и оказались в конце концов посреди пустыни.
Здесь еще ощущалась близость обжитых земель: то и дело попадались куски пригодной для растений почвы. Там можно было видеть кустарники и пучки травы, а поблизости – грязноватые пятна среди желтого песка.
Как ни странно, эти скудные островки растительности только прибавляли пустыне уныния, Здесь было тоскливо и однообразно, а колючие кусты и ядовито-зеленые растения с мясистыми листьями вызывали у людей безотчетную тревогу.
Песок под ногами пел при каждом шаге. Там, где не было серых пятен земли, пустыня сияла бледным золотом. На гранях крохотных кристаллов солнце сверкало ослепительным блеском.
– Какое странное место! – сказала Галкарис, оглядываясь по сторонам.
Конан отмолчался. Он не сомневался в том, что в девушке сейчас существуют одновременно две личности: сама Галкарис, милая и доброжелательная, и некое таинственное существо, которое они видели ночью. Поэтому киммериец держался по отношению к Галкарис отчужденно.
Она заметила это.
– Я обидела тебя? – спросила она у киммерийца прямо.
Конан покачал головой.
– Будет лучше, если ты оставишь меня в покое, женщина. Я не расположен сейчас к беседам.
– Как и всегда, впрочем, – прибавил Муртан, деланно смеясь. Он попытался сгладить неприятное впечатление и отчасти ему это удалось. Галкарис удивленно отошла и больше с Конаном не заговаривала.
Во второй половине дня начал собираться ветер. Конан первым заметил на горизонте легкие тучки и указал на них своим спутникам.
– Вот и хорошо, – сказал Муртан беспечно. – А то все жара да жара. Пора бы уж и спрятать это колючее солнце за каким-нибудь облаком.
Он пытался пошутить, но никто из его товарищей не поддержал веселья.
– Непогода в пустыне может обернуться куда большей бедой, чем жара, – заметил Конан. – И это облако мне очень не нравится. Оно приползло сюда вовсе не для того, чтобы мы насладились прохладой, поверь мне. Будет буря.
– Буря? – Галкарис нахмурилась и посмотрела на коня, который шевелил ушами и косил на Конана укоризненным глазом.
Животное явно не одобряло поведения своих хозяев. Оно как будто интересовалось: долго ли люди еще намерены бродить по этим неприятным землям и не собираются ли они найти в конце концов пристойный оазис, где можно было бы напиться и отдохнуть?
– Нам остается только идти вперед, – сказал Муртан. – Может быть, нам повезет, и мы отыщем убежище прежде, чем буря разразится.
Конан скептически огляделся вокруг. Никакого убежища – на много лиг кругом. Только пески. Даже малого кустика не видать.
Они пошли дальше навстречу облаку, молясь всем богам о том, чтобы буря прошла мимо, а если и задела бы их, то только краем.
Но скоро сделалось очевидно, что избежать столкновения со стихией не удастся. Впереди небо почернело, пустыня изменила цвет – теперь она сделалась темной, почти синей, и только изредка пробивавшийся сквозь тучи солнечный луч заставлял песок вспыхивать яркими искрами.
Галкарис невольно воскликнула:
– Как красиво!
Муртан мысленно согласился с ней: несмотря на все опасности, которые сулила надвигающаяся буря, красота пейзажа завораживала. Казалось, боги желали, чтобы перед смертью люди вволю насладились дивными картинами.
Один только Конан остался совершенно равнодушен к чудесам пустыни. Он приметил небольшой овраг – русло пересохшей реки, протекавшей здесь в незапамятные времена.
– Туда! – скомандовал киммериец. – Попробуем спрятаться от бури.
Они направились к оврагу. И вовремя! Буря настигла их неожиданно. Казалось, только что она была далеко – и вот уже песок, поднятый в воздух сильными порывами ветра, бушует вокруг путников. Конь отчаянно ржал и бился. Конан с трудом удерживал перепуганное животное.
