надвинулась на Муртана.
Молодой зингарец замер с поднятым мечом. Как зачарованный, смотрел он на змею. Происходящее напоминало ночной кошмар, которому не будет конца. Муртан не мог сдвинуться с места. Его руки как будто парализовало. Тем не менее он заставил себя крепко держать меч и поклялся не разжимать пальцев ни при каких условиях.
Змея рассматривала его немигающими глазами, в которых явственно виден был холодный, нечеловеческий рассудок. Затем она широко раздвинула челюсти и приблизилась к Муртану. Он понял, что эта змея не ядовита. Она намерена проглотить его живьем.
Оцепенение поднялось по ногам Муртана. Он не в силах был сделать ни шага. Змея продолжала гипнотизировать его.
– Бей! – закричала Галкарис.
Ее голос разрушил злое очарование. Муртану почудилось, будто треснул крепкий кокон, в который погрузила его змея. Молодой зингарец шагнул вперед и с силой вонзил меч прямо в разинутую пасть змеи.
– Ну что тут у тебя? – послышалось недовольное ворчание киммерийца. Конан приблизился к своему товарищу, ошеломленно смотревшему на змею, нанизанную на меч. Тварь извивалась, шипела и пыталась освободиться, но вместо этого все глубже насаживала себя на клинок.
Конан держал в каждой руке по задушенной змее. Они тащились за ним по песку, точно два каната.
– Да брось ты эту тварь, она и так издохнет, – брезгливо поморщился киммериец.
Муртан отшвырнул меч вместе с гадиной подальше от себя. Конан показал ему убитых змей.
– Вот эта – ядовитая, а эта пыталась меня захлестнуть кольцами. Похоже, тут они на все случаи жизни. Интересно, кто их тут оставил?
– Они настоящие? – спросил Муртан. Зубы зингарца постукивали.
Конан бросил мертвых змей. Широко, уверенно шагая, он подошел к мечу Муртана и высвободил его, а затем очистил о песок.
– Змеи-то? – переспросил киммериец. – Да, полагаю, самые настоящие. Они пребывают в каменном положении, пока не учуют добычу. Тогда они оживают и питаются, а затем опять превращаются в статуи. Довольно частое явление, применяемое для охраны старых храмов, где не хватает стражи… Только вот что странно, – продолжал он. – Есть во всем этом одна вещь, которая весьма меня тревожит…
– Боги, Конан! – не выдержал Муртан. – Ты только что разделался с тремя ужасными тварями и помог мне уничтожить четвертую… И ты говоришь о том, что тебя что-то «тревожит»!
– А тебя разве нет? – Конан повернулся к зингарцу и посмотрел на него в упор. – Не изображай из себя хладнокровного и равнодушного к опасностям воина. Ты не таков. Да и я не таков, и говорю тебе: кое-что тут не сходится.
– Что?
Муртан поежился. Неужели есть еще какая-то опасность? Нечто ужасное, о чем они еще не знают и что поджидает их в глубине лабиринта?
– Видишь ли, Муртан, – рассудительно произнес Конан, – храм этот посвящен богине-кошке. Кошка ненавидит змея, потому что он сожрал ее детенышей. Так?
– Так, – кивнул Муртан. – Во всяком случае, нечто подобное рассказывается в предании.
– Это так, – повторил Конан настойчиво. – Но почему же, в таком случае, именно змеям жрецы богини-кошки поручили охранять храм?
Муртан пожал плечами.
– Стигийские боги и обряды слишком таинственны и во многом непостижимы…
– Стигийцы – тоже люди, – заметил Конан, – и вынуждены подчиняться законам здравого смысла. А здравый смысл говорит мне следующее: если тебя охраняет некто, тебе враждебный, значит, он не столько о твоей безопасности заботится, сколько о том, чтобы ты не сбежал.
– Иными словами, – подхватил Муртан, который только теперь уловил логику рассуждений Конана, – эти змеи – тюремщики богини-кошки.
– Полагаю, да, – кивнул киммериец. – И теперь, когда мы уничтожили стражников…
– Вы выпустили на свободу древнее зло! – раздался громовой голос у них за спиной.
Апху стоял, окруженный пламенем, посреди пустыни и с ненавистью смотрел на киммерийца. Галкарис, съежившись, тщетно пыталась спрятаться от него за барханом. Ей хотелось закрыть голову руками, закопаться в песок и тихо визжать от страха. Вместо этого она лишь прижала ладони к ушам и зажмурилась.
– Апху! – воскликнул Муртан. – Я ничего не понимаю… Как ты здесь оказался?
– Я могу перенестись туда, куда захочу, – был ответ из пламени. – Вы пришли к лабиринту и одолели моих змей.
– Твоих?
– Великий Сет! Человек, меня начинает раздражать твоя глупость! – презрительно скривил губы Апху. Огонь вокруг него постепенно угасал, и скоро Апху перешагнул через низенький барьер потухающего пламени и оказался рядом с киммерийцем и его товарищем. – Разумеется, это были мои змеи. Вот он, – Апху кивнул в сторону Конана, – хоть и варвар, но сразу догадался, в чем дело. А ты все еще строишь какие-то иллюзии!…
– Ты клянешься именем Сета! – не уставал удивляться Муртан.
Потому что я – жрец великого Сета! – ответил Апху. – Ты так же глуп, как гиппопотамы, которых я морочил столько лет…
– Почему ты сам не можешь войти в лабиринт и сделать все, что хочешь? – спросил Конан.
Апху стремительно повернулся к нему.
– Ты ведь уже знаешь ответ?
– Да, – кивнул киммериец. – Ты в состоянии приставить к храму своих стражников, чтобы они не пускали туда ни искателей легкой наживы, ни саму богиню-кошку, но войти туда ты не можешь. Есть кое-что, что запрещено и тебе, и твоему «великому богу» Сету. – Последние слова киммериец произнес с явной иронией, от которой верного адепта змеиного божества передернуло.
– Не говори о Сете так насмешливо! – приказал он.
– Почему? – Конан пожал широкими плечами. – Я не верю в его могущество и не поклоняюсь ему. Сет – это чистое зло, воплощенное в змее. Любую змею можно уничтожить.
– Но нельзя уничтожить зло! – воскликнул Апху.
– Да, – согласился Конан. – Малая толика зла так же необходима в мире, как соль в пище или капля вина в стакане с водой.
– Такие, как ты, предпочитают неразбавленное вино, – указал Апху.
– О да, наш разговор приобретает ученый характер, – сказал Конан. – Поэтому предлагаю остановить спор. Для слишком умных собеседников у меня всегда найдется добрый меч. Весьма красноречивый довод, не находишь?
