Но однажды произошло несчастье, которое изменило все.
Возвращаясь с длительной прогулки по берегу моря, на подступах к Кордаве жрец совершенно неожиданно для себя столкнулся с вооруженным отрядом. Человек десять всадников с копьями и кривыми мечами преградили ему путь.
Каваррубиа остановился. Ветер трепал его длинные одежды, соленые брызги морских волн долетали до его лица. Начинался прилив. Волны с силой били в скалистый берег, как будто снова и снова пытались проверить его на прочность. Все было здесь знакомо Каваррубиа, все принадлежало Кордаве – и Посейтонису.
– Кто вы такие? – громко окликнул жрец незнакомцев. – Пропустите меня!
Ему не ответили. Всадники быстро окружили жреца. Он огляделся по сторонам, однако отступать было некуда – разве что прыгать со скалы в море.
Но Каваррубиа не умел плавать и с детства боялся воды. Поэтому он вновь решил обратиться к рассудку тех, кто на него напал.
– Вероятно, вы не знаете, кто я такой, чужеземцы, – заговорил он снова, стараясь сделать так, чтобы голос его звучал спокойно. – Оскорбляя меня, вы оскорбляете бога.
На них и это не произвело впечатления. Один сиял с пояса сложенную в четыре раза сеть, раскрутил ее и набросил Каваррубиа на голову. Жрец оказался спутан по рукам и ногам. Всадник соскочил на землю, ловко скрутил Каваррубиа запястья, накинул жрецу на голову мешок и взвалил недоумевающего, испуганного пленника в седло. Отряд помчался прочь от Кордавы.
Каваррубиа ничего не понимал. В его голове проносились тысячи догадок, и все они рассеивались, не успевая даже приобрести законченный вид. Неужели его схватили наконец охотники за беглыми рабами? Маловероятно – бывший хозяин наверняка давным-давно отказался от желания поймать дерзкого негра: расходы на его поимку уже превысили стоимость самого раба, буде он окажется схвачен.
Скачка продолжалась почти бесконечно. Наконец отряд остановился. Каваррубиа к тому моменту был без сознания. С его головы резко сдернули мешок, и солнечный свет ослепил его. Моргая и испуская невольные стоны, жрец попытался осмотреться. Поневоле его охватила дрожь.
Они находились на вершине скалы. Впереди синела цепь Рабирианских гор. Эта скала, похожая на огромный палец, торчащий прямо из песка, выглядела так, словно неведомая сила скручивала и опаляла ее, пытаясь придать ей как можно более уродливый вид.
На кончике «пальца», между «ногтем» – острым скальным гребнем, и «мякотью» – округлой макушкой собственно скалы, – и находился отряд вместе с пленником.
Жреца крепко держали. Впрочем, он и не пытался вырываться. Мысленно он взывал к Посейтонису, но увы – слишком далеко находилась от него сейчас водная стихия. Здесь, среди голых камней, мольбы о помощи, исторгавшиеся из глубины души Каваррубиа, слышал только равнодушный ветер.
Чужаки, как видел теперь Каваррубиа, были откуда-то из Турана: невысокие, плотные, с суровыми смуглыми лицами, как будто вырубленными из камня или вырезанными из плотной породы дерева. Между собой они не разговаривали, равно как не снисходили до бесед со жрецом.
Один из них поднес к губам пленника какое-то питье во фляге. Думая, что это вода, Каваррубиа сделал большой жадный глоток. Его горло обожгло огнем. Он закашлялся и отшатнулся, но чужие руки держали его крепко. Сильные пальцы туранца раздвинули его губы и влили остатки питья насильно.
Задыхаясь, Каваррубиа вынужден был проглотить жидкость. Она пылала в его горле, в его желудке, он весь как будто был охвачен пламенем.
Странное дело.
Теперь он видел мир вокруг себя как будто сквозь темное стекло. Солнце светило тускло, едва пробиваясь сквозь эту непонятную завесу. Лица окружающих расплывались, превращались в какие-то сумеречные пятна.
Его заставили встать на колени, и он подчинился, не раздумывая и не тревожась больше. Все, что беспокоило Каваррубиа, ушло в прошлое.
Он остался наедине со своей судьбой и готов был принять ее, какой бы она ни оказалась.
Один из туранцев встал за спиной у пленника. Он обхватил его голову обеими руками и прижал к себе. Другой поднял иглу – Каваррубиа видел ее раскаленное тускло-красное острие, – и уверенным быстрым движением ввел ее пленнику в зрачок.
Боль была нестерпимой. Каваррубиа закричал, пытаясь вырваться, однако туранец держал его железными руками: пленнику не удалось не то что освободиться – он не сумел даже поменять положение головы.
Ему хотелось плакать, но глаза отказывались исторгать из себя слезы.
Второй, еще уцелевший глаз, успел заметить, как вторая игла надвигается на зрачок…
Затем все исчезло – Каваррубиа потерял сознание.
Он пришел в себя у подножия скалы, похожей на палец. Он боялся, что упадет, но ощупав вокруг себя руками землю, понял, что туранцы спустили его с «пальца». Видимо, они опасались, что слепец упадет и сломает себе шею.
Каваррубиа не понимал, кто были эти люди и зачем они так поступили с ним. Впрочем, сейчас выяснение причин случившегося бедствия занимало его менее всего. Ему нужно было выбираться к людям.
А произошло самое ужасное. Слепец, калека не может быть полноценным жрецом Посейтониса.
Как может человек давать советы другим людям, если он не видит ни их, ни окружающего мира? Ему необходимо рассматривать лица тех, кто обращается к нему за помощью. Именно в лицах людей Каваррубиа находил ответы. Бог отвернулся от своего верного служителя, позволил негодяям изувечить его.
Гнев начал закипать в груди бывшего жреца. Столько лет он почитал Посейтониса, трудился ради вящей славы этого божества – и все же Посейтонис оставил его, когда помощь сверхъестественной силы была Каваррубиа-нужнее всего.
– Я не оставлю тебя, – прозвучал внезапно тихий голос у него в ушах.
Каваррубиа застыл, обливаясь потом от ужаса. Кто с ним говорил? Он не мог понять, откуда доносится голос.
Приподнявшись, несчастный слепец окликнул:
– Кто здесь? Назови себя. Я ничего не вижу – я изувечен…
– Я знаю, что ты изувечен, слепец! – отозвался голос. – Я здесь, рядом. Я внутри тебя.
– Кто ты? – повторил Каваррубиа. Голова у него кружилась и нестерпимо болела, внутри по-прежнему жгло после напитка, которым оглушили его туранцы.
– Я – Сеййи, – сказал голос, и в нем прозвучала гордость. – Демоном именовали меня люди в стародавние времена. Я помню эпоху, когда змееногие человеки ползали по земле. Они выбирались из моря па берег и здесь, возле скалы, похожей на палец, совокуплялись с самками из своего племени. Здесь же рождались их дети. Они вылуплялись из яиц и ползли к морю на своих коротеньких, слабеньких отростках, а гигантские птицы набрасывались на них с небес и склевывали одного за другим: лишь двое из десятка добирались до моря, а достигали зрелости единицы из сотен… Я помню эти
