Мягкое ложе из нескольких ковров точно манило к себе.
Из полумрака хижины навстречу Соне вышла маленькая женщина лет тридцати пяти. На ее смуглых руках позвякивали браслеты — медные и серебряные, украшенные бирюзой и яшмой. На правой лодыжке она носила широкий браслет с бубенцами, мелодично звеневшими при каждом ее шаге. Соне уже доводилось видеть такие браслеты — и в Эруке, и в Асгалуне. Многие верили, что звон бубенцов отпугивает злых духов, которые таятся в глубинах земли и только и ждут случая напасть на человека, схватить его за ноги и овладеть его плотью.
У женщины было приятное круглое лицо, блестящие черные глаза, пухлый рот, щедро накрашенный красной краской. Черная краска искусственно удлиняла брови, заставляя их сходиться над переносицей. В маленьких круглых ушках покачивались тяжелые серьги.
Завидев Соню, женщина поклонилась ей и, выпрямляясь, улыбнулась так искренне и дружески, что сердце Сони невольно растаяло.
— Мы несказанно рады тебе, гостья,— проговорила женщина.— Мой муж называет меня Хилаль. Я — младшая жена моего господина.
— И любимая,—добавила Соня.
Хилаль слегка покраснела.
— Это он так сказал?
— Разумеется. Хотя, глядя на тебя, я и сама бы так подумала,— ответила Рыжая Соня.
Хилаль покраснела еще гуще.
— Эти речи вливаются мне в уши, точно мед,— прошептала она.— Но не говори так больше… Ты смущаешь меня, женщина.
— Мое имя Соня.
Соня размотала с головы платок, и длинные рыжие косы упали ей на плечи. Хилаль восхищенно уставилась на этот огненный поток волос, от которого, казалось, в хижине разлился яркий свет.
— Это… твои настоящие волосы? — прошептала она еле слышно.— Чем ты их красишь?
Соня улыбнулась.
— Ничем. Они такие от природы.
Занятые разговором, женщины не услышали, как вошел Афолле.
— Не утомляй гостью, Хилаль,— молвил он с напускной строгостью. И обратился к Соне: — Я предложил бы тебе пива «доло» — мы варим его сами… У нас его пьют только мужчины, но ты ведь свободная женщина с Запада, а на Западе, я слышал, совершенно другие обычаи…
— Да,— проговорила Соня,— обычаи на Западе другие… И я с удовольствием выпью с тобой доло.
Афолле сделал едва заметный знак своей младшей жене, и та исчезла во внутренних помещениях дома, отгороженных от парадной половины — той, где принимали Соню,— колышущимися занавесками из крашеных тростниковых палочек.
Вскоре Соня уже угощалась сладкими лепешками и густым сытным напитком, который Афолле упорно именовал «пивом». Соня была склонна полагать, что это что угодно, только не пиво. Она припоминала кисловатый хмельной вкус айла, который пробовала в тавернах к западу отсюда; думала и о темном майде, которым угощали ее собратья-наемники — она разделяла их судьбу некоторое время, пока проезжала Пограничное Королевство и участвовала в нескольких битвах с варварами…
Здесь, в стране, занесенной песком, время словно остановилось. Или, что будет вернее, пошло вспять. Странный покой охватил Соню. Может быть, так и выглядит бессмертие, подумалось ей вдруг. Отсутствие смерти. Ведь смерть — это неуклонное движение времени. Так учили в жреческой школе.
Впрочем, и жреческая школа, и детство Сони, о котором она вспомнила так некстати — зачем только Афолле заговорил об «обычаях Запада»! — казались ей сейчас невероятно далекими, почти нереальными.
Хмель от крепкого напитка уже бродил у Сони в голове. Тем не менее она не утратила способности соображать.
Во-первых, она до сих пор не видела старшей жены Афолле. Нет, не это важно… А что?
Да! Зачем, собственно, Афолле пригласил ее к себе? Для чего рассказывал о своих семейных обстоятельствах? Зачем ему понадобилось оказывать гостеприимство странной женщине, которая не побоялась в одиночку пересечь Дикие Пески (так иногда называли в этих краях наступающую на человеческие жилища пустыню)? Здесь, на Востоке, недолюбливали бродяг без роду и племени, а еще меньше доверяли женщинам-воительницам. Впрочем, женщин-воительниц повсюду встречают без особого восторга, с этим Соня уже сталкивалась не раз.
Но голова ее тяжелела. Доло действовало.
— Прости, высокочтимый,— выговорила она, с трудом ворочая тяжелеющим языком.— Я нуждаюсь в нескольких часах сна. Твое доло оказалось сильнее моей воли…
— Оно и неудивительно,— улыбнулся Афолле.— Спи, Рыжая Соня.
И Соня, едва добравшись до постели, погрузилась в глубокий, спокойный сон.
Пробудилась она на рассвете следующего дня совершенно отдохнувшей. Некоторое время она лежала неподвижно, прислушиваясь и приглядываясь. Наконец в полумраке комнаты что-то зашевелилось. Соня повернула голову и встретилась глазами с женщиной лет двадцати семи. Женщина была некрасива — очень смуглая, с крупным носом, большими черными глазами навыкате, с длинным, ярко накрашенным ртом, который выглядел как свежая рана. Она перебирала крупу, при каждом движении посверкивая перстнями и позвякивая тяжелыми медными браслетами.
— Прости, я разбудила тебя,— проговорила женщина. У нее оказался глухой, хрипловатый голос.
— Нет, я уже выспалась. Спасибо господину этого дома,— отозвалась Соня.
Женщина едва заметно усмехнулась, дернув одним уголком рта.
— Господин этого дома милостив,— сказала она с непонятной интонацией. Словно втайне хотела посмеяться над Афолле.— Мое имя Сулайм, я — старшая жена хозяина.
— Привет тебе,– вежливо произнесла Соня и села на коврах, потирая глаза.— Сейчас утро?
— Да. Я принесу тебе завтрак, госпожа.— Отставив сито, Сулайм встала. На ней было длинное платье, белое с оранжевыми полосами. Соня заметила, что перстни украшали также пальцы ног Сулайм.
Не сказав больше ни слова, старшая жена Афолле удалилась.
Соня позавтракала кашей и кислым молоком. Завтрак принесла ей девочка, которую Соня еще прежде приметила во дворе, когда только прибыла в дом Афолле. Девочка вообще не разговаривала с гостьей — поставила глиняную миску и кувшин у ее ног и убежала.
Время решающего разговора с Афолле приближалось. Соня чувствовала это так же явственно, как полуденную жару.
Афолле появился в полутемной комнате, где отдыхала Соня, так неожиданно, словно вырос из-под земляного пола.
— Хорошо ли ты отдохнула? — осведомился он.
— Благодарю тебя. Твои жены чрезвычайно любезны,— ответила Соня. Она вовсе не собиралась начинать серьезную беседу первой и задавать вопросы. Этого требовали как правила вежливости, так и осторожность.
Но и Афолле явно не спешил.
— В это время года стоит жара,— заметил он.— Самое жаркое время суток лучше пересидеть в доме.
— Хоть я и провела немалое время в теплых краях, но плохо переношу жару,— подхватила Соня.— Весьма разумный обычай — оставаться в прохладных домах, пока солнце лютует на улице.
Они помолчали. Неожиданно Афолле улыбнулся, сверкнув белыми зубами.
— Любой человек с Запада не удержался бы уже и спросил: для чего этот Афолле пригласил его к себе? Уж не ловушка ли это?
— Мало выгоды в том, чтобы заманить меня в ловушку,– заметила Соня.
— Такая красивая женщина дорого стоила бы на невольничьем рынке,— засмеялся Афолле.
Соня не подхватила его шутки. Нахмурившись, она возразила: