Он еще раз зло пнул великана в голову – и тут поверженный лжевикинг издал слабый стон.
– Неплохой потенциал у этого создания,– встрепенулся мой внутренний спутник.– Особенно учитывая вон ту рану: нет никаких сомнений, что он истечет кровью в течение ближайших минут. А ведь в наличии еще разорванный бок и две дюжины менее ужасных повреждений.
– Кажется, ты обещал заткнуться, если проиграешь наше пари.
– А ты что, видишь здесь победителя?
– Мой кандидат, по крайней мере, подает хоть какие-то признаки жизни, а твой вообще не дышит, так что, думаю, будет справедливо отдать победу тому, кто выжил.
– Мне кажется...
– А мне кажется, что нужно отвечать за свои слова, – отрезал я, поставив окончательную точку в разговоре.
Пока я пререкался со своим подсознанием, Гарх, используя не слишком гуманные и весьма болезненные методы, привел истекающего кровью великана в чувство.
– Ну что, друг мой,– прохрипел он насмешливо, приблизив свою искривленную ужасной улыбкой пасть к лицу великана,– пришла пора платить по счетам. Твое племя ведь чтит кодекс чести? Так что, наверное, ты не будешь против, если я прямо сейчас убью тебя.
В холодных как лед бледно-голубых глазах гиганта не отразились никакие эмоции.
– Ты победил, и это твое право.
Наверняка слова давались ему с огромным трудом, но если бы я не видел это огромное тело, распростертое в луже крови, то, судя по голосу, мог бы решить, что говорящий пребывает в прекрасном расположении духа и в добром здравии.
Гарх поднес черное острие своего страшного оружия к шее поверженного. Оставалось сделать совсем небольшое движение, чтобы перерезать горло викинга, но тут вмешался я:
– Постой!
Все так же нехорошо ухмыляясь, мой телохранитель повернулся ко мне:
– Что-то хочешь сказать? -Да.
– Тогда будь, пожалуйста, краток,– почти ласково попросил он.
От несоответствия доброго голоса Гарха и его намерений мне стало как-то не по себе.
– Ты ведь, по правилам, должен убить его,– слегка заикаясь от волнения, начал я.
Он утвердительно кивнул.
– Значит, если пощадить сома, это будет автоматически означать, что ты спас ему жизнь. И гигант будет твоим должником.
– А какой мне прок от этой полудохлой туши? – Гарх опять очень болезненно пнул поверженного врага.– Он все равно через пару часов сдохнет.
– Мне не нужны подачки,– с достоинством произнес «молотобоец».
– Вот видишь,– радостно встрепенулся я,– для твоего врага будет намного хуже, если ты сделаешь его должником, чем если просто убьешь.
– Мне не нужны подачки,– повторил великан.
– Тебя никто не спрашивает, тупая груда мышц,– резко оборвал его Гарх.– Вы, пятеро лучших бойцов, словно никчемные бабы, не смогли справиться с одним противником, так что лежи тихо и не мешай победителям решать твою жалкую судьбу.
И без того бледные глаза гиганта стали почти белыми от ярости, но раненый ничего не сказал.
– Так зачем мне лишать себя удовольствия проткнуть эту толстую глотку, если беспомощный недоумок все равно истечет кровью?
– Доверься мне,– попросил я.
– Довериться тебе?! Это что, шутка?
– Нет, я совершенно серьезно...
Не знаю, что повлияло на решение Гарха – мои невнятные объяснения или желание посильнее досадить ненавистному врагу, но после непродолжительных раздумий он решил не убивать несчастного.
– Ладно. Я, имея законное право расплатиться с поверженным в схватке противником, дарую ему жизнь,– торжественно произнес он.– Отныне сом становится моим должником. Беру в свидетели мальчишку, ольтика и... Впрочем, и двоих достаточно,– после секундной заминки закончил он.
– И это все? – удивленно спросил я. -Да.
– Вот так просто ты сделал огромного великана своим должником?
– Просто?! – хрипло расхохотавшись, переспросил он.– Ты считаешь, что это просто – убить пятерых лучших бойцов клана Кен, вооруженных и оснащенных мощнейшим магическим оружием?
– Вообще-то, я не про то,– протянул я, уже осознав свой промах.– Мне казалось, что подобные клятвы выглядят более впечатляюще.
– Да я мог и вообще ничего не говорить: гиганты слишком щепетильны в вопросах чести, чтобы забыть о своем долге, но... На всякий случай лучше произнести нужные слова вслух.
– Какой в этом смысл, если здесь все равно нет никого, кроме нас?
