время покинет этого мальчика. Но был уверен что, найдет потом способ вытащить того из России, может быть, прямо в Англию, а, может быть, и куда-нибудь в другую страну. Но это — потом. А сегодня он постарается сделать этот вечер поистине замечательным. Сейчас, пока Тимоша отмокает в ванной, он приготовит им чудесный ужин на двоих — готовить Кевин любил.
Как все прекрасно складывается, как торжественно! Эти горящие свечи — они так дополняют атмосферу…
Кевин не отдавал себе отчета в том, что он невольно повторяет все то, что его так раздражало в его собственной жене — и эти свечи, и итальянская музыка, и благоухание одеколоном — все это до странности напоминало ее идиотские манеры. Впрочем он об этом и не задумывался — он даже не понимал, с чего это вдруг он зажег свечи в гостиной, почему он это сделал, может быть, долгая дрессировка, которой он подвергался со стороны бывшей жены, не прошла даром, и чисто подсознательно торжественная атмосфера у него ассоциировалась со свечами и итальянской музыкой. Впрочем — если бы кто-то ему сейчас сказал об этом, он, наверное, убил бы этого человека не месте.
Он уже разжег конфорку на плите и готовился бросить на сковородку два антрекота, как в дверь позвонили.
— Кто бы это мог быть? — подумалось Кевину — он не ждал никого. Впрочем, мало ли — может, это соседка, жена сотрудника их посольства, снова пришла попросить соли — у нее это вошло в дурную привычку. А, может быть, эта идиотка так заигрывает с ним? Кевин рассмеялся от этой мысли и поспешил к двери.
Глазка в двери не было — да и какая в нем необходимость — в дипломатическом корпусе не могло оказаться посторонних. Поэтому Кевин, не колеблясь, распахнул дверь и застыл на пороге пораженный — в дверях стояли два человека — те самые арабы, звонка которых он ждал.
— Вы? — отпрянул Кевин, — но мы же договаривались, что вы позвоните по телефону.
— Обстоятельства изменились, нам надо торопиться — вежливо начал один из них, — разреши нам войти, мы не задержим тебя надолго, и кроме того не беспокойся — нас никто не видел.
Кевину не оставалось ничего другого кроме как впустить их в квартиру. Они зашли в гостиную и, оглядев накрытый на двоих столик, спросили:
— У тебя гости?
— Пока нет. Но я жду приятеля, — несколько нервно ответил Кевин, — а что случилось? Почему вы пришли сюда?
— У нас с собой есть все, о чем ты просил, — сказал один из арабов и, распахнув свой кожаный дипломат, показал Кевину его содержимое, — тут ровно пять миллионов, можешь не пересчитывать. Ты готов совершить обмен сейчас или у тебя нет того, что нам надо?
Кевин судорожно соображал. Конечно, обстановка не самая удачная для передачи дискеты. Но с другой стороны — может быть все к лучшему — уже сегодня ночью, в крайнем случае, завтра утром он сможет покинуть Россию К чему затягивать?
И он утвердительно кивнул головой.
— Это, конечно, против правил, но раз вы держите слово — то держу его и я, — с этими словами он повернулся к своему письменному столу, достал бережно упакованную в конверт дискету и, передавая ее из рук в руки одному из арабов, сказал, — то, что я отдаю вам — это ключ к мировому господству, используйте его с умом, — он, как и старый академик, вдруг захотел придать больше торжественности этому моменту.
— Не беспокойся, — ответил араб, принимая дискету из его рук, — ну, а теперь возьми свои деньги, — и он протянул Кевину дипломат. Тот потянулся за портфелем и вдруг задохнулся от резкого удара в живот:
— Ах ты, — зашелся он в тихом крике. В этот миг один из арабов оказался у него за спиной и, обхватив его одной рукой, другой зажал рот, оттянув голову Кевина на себя второй араб достал из кармана широких брюк остро заточенный кинжал и резким движением, не раздумывая, полоснул Кевина по горлу — от края до края. Тот, кто держал его, быстро оттолкнул от себя тело, чтобы не забрызгаться кровью, и Кевин упал, издавая какой-то булькающий звук — еще какое-то мгновенье его глаза светились мыслью, потом погасли, так и застыв расширенными от ужаса огромными стеклянными шарами. В этот момент раздался крик Тимофея из ванной:
— Кевин!
Но Кевин уже не слышал этого, он уже ничего не слышал даже хлопка закрывающейся входной двери.
Обмотавшись полотенцем, Тимофей на цыпочках пошел в гостиную. То, что он увидел там, повергло его в шок — посередине комнаты, прямо в огромной луже крови лежал Кевин с перерезанным горлом. До того Тимофею ни разу не доводилось видеть убитых людей. Конечно, в деревне бывали похороны — но то были похороны людей, умерших своей смертью. А так вот — только что убитого человека он не видел. Особенно ужасными были глаза убитого — выпученные, огромные, почти что вылезшие из орбит. Тошнота горячей струей поднялась прямо к горлу — и Тимофей бросился назад в ванную, где долго блевал в унитаз, потом умылся и усилием воли заставил себя вернуться в гостиную.
Он пытался сосредоточиться и понять — что же тут могло произойти. Первая мысль — его подставили. Наверное это Буряк явился сюда, пока он мылся в ванной, и зарезал дипломата.
Но зачем его подставили, этого Тимофей понять никак не мог.
Пытаясь привести мысли в порядок, Тимофей механически натягивал на себя брюки и свитер. Тело было мокрым — и одежда одевалась с трудом.
Вот черт, — ругался Тимофей, просовывая руку в липнущий в влажной коже рукав.
Ботинки он одел свои, старые, ведь если бы одел новые — то пришлось бы старые оставить тут, а это улика.
Да, по поводу улик, — пришло Тимофею в голову, — надо позаботиться, чтобы тут не сталось его отпечатков пальцев. И он схватил мокрое полотенце, начав оттирать свои пальцы с ручки в ванной. Потом внезапно остановился — ему подумалось, что вместе со своими отпечатками он сотрет и отпечатки истинного убийцы. А то, что он, Тимофей, здесь был, все равно не скроешь — их вместе видели в баре, их вместе, входящими в здание, видел и дежурный по корпусу. Наверняка милиция получит его подробное описание и очень скоро.
Так что же делать?
Тимофей сел на кресло в нерешительности. Прежде всего надо сосредоточиться и понять — сколько у него времени.
Если это дело рук Буряка и его братца — то они могут и милицию сейчас вызвать, чтобы Тимофея взяли тут с поличным — они не дадут ему времени на раздумья. Так, значит времени нет. Но, тем не менее, не надо паниковать. А вдруг это не Буряк? Вдруг у этого дипломата были какие-то свои делишки — и из-за них его и зарезали?
А тот, кто это сделал, знал ли он о присутствии в квартире Тимофея? Если не знал — то есть еще шанс уйти. Но если это не Буряк — то уйти все равно будет нелегко. Ведь Буряк наверняка караулит его у подъезда, а в часть возвращаться никак нельзя. Ему вообще сейчас с этой минуты надо исчезнуть.
Видимо, вот и настал тот критический момент, о котором говорил майор. Настал момент, когда надо рвать когти, не думая ни о чем, не оглядываясь назад, — просто спасать свою шкуру. Тимофей понимал, что попади он в руки милиции, у него нет ни одного даже малейшего шанса доказать, что он тут ни при чем. И даже то, что в комнате он не видел орудия убийства, не послужит ему на пользу — скажут, что он его выкинул куда-то и не признается куда. А то и подкинут какой-нибудь нож. Разве следователь позволит, чтобы его дело развалилось из-за отсутствия какой-то там железки?
Нет, оставаться тут нельзя, выйти обычным путем из подъезда тоже нельзя, возвращаться в часть нельзя — надо как-то исчезнуть из этой комнаты, из этой жизни Прежде всего — из этой комнаты.
Тимофей вспомнил все, что ему говорил Володя из службы внешней разведки. Он говорил, что когда наступает критический момент, надо действовать четко грамотно и максимально продуманно. Итак — прежде всего, надо проверить, есть ли какие-то деньги в этой комнате, ибо деньги Тимофею понадобятся наверняка.
