путешествием, – все это привело молодого впечатлительного юношу в состояние тяжелой депрессии и вызвало серьезную угрозу его здоровью. Король видит это состояние и понимает его причины. Чуткий дядя не в силах предотвратить историческую катастрофу, но он еще в состоянии помочь обожаемому племяннику не видеть ее. Станислав-Август считает, что единственным лекарством, способным развеять угнетенное настроение юноши, будет Париж. Поэтому он решает послать князя Станислава в третье путешествие – на сей раз «для поправки здоровья» – в столицу Франции.
«Я прибыл в Париж девятнадцати лет. Это было в предпоследний год царствования Людовика XV – блистательнейшая эпоха Франции, если иметь в виду общество и изрядное число людей, отличающихся ученостью и гениальностью. Повсюду уже имели хождение либеральные идеи, пробуждая большие надежды на будущее. Один только двор отвергал их. Людовик XV, человек большого таланта и самой привлекательной внешности, мог бы сделать правление свое превосходным, если бы не дурное воспитание, полученное им в детстве, и пробелы в образовании. Но он предавался одним лишь удовольствиям, небрежный, пресыщенный, равнодушный ко всему».
Воспоминания написаны осторожно и сдержанно. Так что трудно угадать, скрываются ли в этой строгой и меткой характеристике короля Франции какие-нибудь намеки касательно личности другого монарха, более близкого сердцу автора. Во всяком случае, парижские наблюдения князя Станислава куда глубже и основательнее, чем в прошлые путешествия. Выученик Кембриджского университета использует знания и опыт, полученные в Англии. Интересующие его общественные и экономические вопросы он все больше и больше уточняет. Ученый князек терзает веселящихся версальских кавалеров бесконечными разговорами на политические темы. При этом он проявляет настораживающий радикализм. Господину д'Аженкуру, с которым его связывает общая страсть к коллекционированию старых монет и камней, он просто заявляет, что «Франция в состоянии всеобщего обнищания и недовольства долго находиться не сможет и революция неизбежна». Во французском Париже князь Станислав встречается и с Парижем польским. В парижских заезжих дворах и гостеприимных версальских дворцах поляков целые толпы. Уличные мальчишки с большим удовольствием бегают за величественными фигурами в жупанах и кунтушах. Время от времени появляется роскошная карета с незнакомыми гербами и необычно разодетыми лакеями. Экзотическая польская речь слышится при дворе в Версале и на парижских овощных базарах.
Некоторые поляки уже успели широко, хотя и не всегда лестно, прославиться. Два молодых хулигана, братья Подоские, племянники примаса, до тех пор куролесили и жили не по средствам, пока их не посадили за долги в Пор л'Эвек. Живет в Париже и преемник князя Казимежа, новый великий коронный подкоморий Винцентий Потоцкий. Нудный спесивец томит общество своими напыщенными сентенциями и нравоучениями, не подкрепленными ни его характером, ни образованием; называют его также «прогрессист на рыбьем меху». Зато всеобщим уважением окружена красивая и благородная фигура князя Адама Чарторыского, генерала подольских земель. Парижане хорошо знают о его образованности и большой эрудиции, поскольку князь привез с собой целую библиотеку, которая проследовала по улицам Парижа на… горбах вьючных верблюдов. Менее лестно говорят о жене князя Адама – Изабелле, урожденной Флеминг, и о ее романе со снующим неподалеку «другом дома», демоническим князем Репниным, одним из главных виновников бедственного положения Польши.
В Париже находится также вся магнатская верхушка Барской конфедерации, нашедшая здесь убежище после покушения на короля. Эмигрантская муза конфедератов, княгиня Теофилия Сапега, до упаду танцует на версальских балах, а потом скрупулезно заносит свои остроумные наблюдения в «Дневник барской конфедератки»… Князь Кароль Радзивилл ежедневно доставляет парижским сплетникам новые сенсации. На одной из городских площадей стоят табором его обозы, охраняемые албанской гвардией. В антикварных и ювелирных магазинах рассказывают чудеса о фигурах апостолов из чистого золота, которые литовский магнат привез из Несвежа а теперь продает, так как нужны деньги на мелкие расходы. И, наконец, самая свежая сенсация: Радзивилл появится при дворе во французском костюме. Княгиня Сапега собственноручно остригла ему усы, а портные из Несвежа уже шьют ему атласный фрак. Плохи вот только дела с языком, так как не продирающий глаз с перепоя «литовский король» до сих пор не сумел выучить ни одного французского слова.
Легко представить, какие страсти кипели и бурлили в этом миниатюрном польском «большом свете». Сколько там было взаимной ненависти, обид, обвинений и интриг. Как косо смотрели на молодого Телка. С одной стороны, обиженные на короля члены «фамилии», с другой – непримиримые политические противники, конфедераты. Но прекрасные дамы приняли его хорошо. Уже упоминаемая княгиня Теофилия Сапега так пишет о нем в своем дневнике: «Есть тут ангельски прекрасный Станислав Понятовский, сын коронного подкомория, только что из Кембриджского университета, покоритель сердец прекрасных англичанок, опасный и для парижанок…»
Большую популярность среди женщин, особенно замужних, завоевал князь Станислав своим дерзостным поведением при версальском дворе.
Случилось это сразу после представления его королю и королевской семье. После окончания торжественного представления сопровождающий иностранцев церемониймейстер обратился к польскому гостю с обычными в таких случаях словами: «А теперь проследуем к мадам Дюбарри». Следует помнить, что это был период наивысшей мощи королевской фаворитки. Она правила Францией уже почти официально. Императоры и короли писали ей дружеские письма, она свергала и назначала министров, послы иностранных государств торчали в ее передних, а наивысшая аристократия Франции почитала за честь бывать у нее на обедах. Не представиться мадам Дюбарри было равнозначно формальному нарушению дипломатического протокола. Зная обо всем этом, девятнадцатилетний принц Речи Посполитой ответил церемониймейстеру: «Я прибыл сюда только поклониться королю и его семье». После чего с молодым задором повернулся на каблуках и покинул Версаль.
Какой великолепный реванш за всех варшавских любовниц отца и за изгнание в деревню матери! И одновременно какой урок для версальских придворных! Смотрите и учитесь, как должен поступать настоящий принц крови!
«Это был удар грома для придворных, привыкших к иным взглядам. Когда дофин, дофина и вся королевская семья узнала об этом, они пришли в восторг и начали осыпать меня своими милостями и приглашать на семейные приемы. Многие знаменитые лица искали моей дружбы».
На одном из придворных балов романтически настроенная жена наследника трона, дофина Франции Мария-Антуанетта, не может удержаться от желания протанцевать с «ангельски прекрасным» польским князем. Когда тетки-принцессы отговаривают ее от подобной антиконфедератской демонстрации, дофина с капризной улыбкой отвечает: «Но, medames, мой брат (император Иосиф II) забрал у его дяди столько земли, что я чувствую себя просто обязанной вознаградить его хоть такой мелочью».
Это та самая Мария-Антуанетта, голова которой спустя несколько лет будет отсечена ножом гильотины.
Но пока еще ничто не предвещает трагических событий, и князь Станислав покидает Париж, полностью излечившись от меланхолии. Чтобы укрепить хорошее самочувствие, он еще едет на год в Тулузу, а зиму 1775/76 года проводит в Италии, которая особенно пришлась по сердцу воспитаннику театинцев. Это любовь с первого взгляда, и длиться она будет до самой смерти. В Италии он впервые познает прелесть антикварных лавок. Поиски и собирание древностей, гемм и камей станут со временем страстью его жизни. Весной 1776 года он возвращается на родину. На этот раз надолго.
