из которых, естественно, заняты только десятки, это вопиющий случай.
Кэтрин смекнула это не сразу, ей объяснила Марджори. Кэтрин сидела за столом как в столбняке и думала только о том, что могло подвигнуть Грега на этот… эту… эту выходку. В голове мыслей не было, но почти оглушительно дребезжало то, что еще несколько минут назад Кэтрин считала тревогой. Теперь тревога превратилась в панику. Кэтрин не понимала, что делать, и ей нужно было время, чтобы обдумать ситуацию.
А времени не было, надо было действовать уже сейчас.
— И доктор Хант, естественно, очень зол сейчас. Он слишком дорожит своей репутацией. И если мистер Даллас, человек в нашем городе известный, отказался от его услуг, то это о чем-то говорит… Доктор Данс, а о чем это говорит? — заговорщическим шепотом добавила Марджори.
— Я н-не… не знаю. — Кэтрин чувствовала, что зажглась краской, как алый китайский фонарик.
— Мистер Даллас сказал, что у вас возникло такое взаимопонимание, какого им с доктором Хантом не достичь ни за что, что вы очень компетентный специалист, что он уже к вам привык и ему хотелось бы и дальше выздоравливать под вашим присмотром.
Кэтрин показалось, что она сейчас сползет со стула.
И тут из хаоса паники выкристаллизовался гнев.
Как он посмел?!
— Как он посмел?! — прошептала она. — Как?! Он?! Посмел?! — Ее голос набирал силу и глубину, как будто кто-то поворачивал невидимый регулятор громкости. — С тем же успехом он мог повесить у кофе- автомата на первом этаже объявление «Доктор Данс — шлюха хоть куда»! Или рекламу на щит в центре города! — Она вскочила и сделала круг по кабинету.
— Док, да успокойтесь вы! Поговорят-поговорят — и перестанут. Скоро все забудется. А доктор Хант вам ничего не сделает, главный врач сам его недолюбливает.
И немудрено, пронеслась в голове мысль-усмешка. По доктору Ханту за полмили видно, что в детстве он был страшным ябедой, что он ненавидит все человечество и в профессию пошел только для того, чтобы получить полное моральное право резать человеческое тело. Этот процесс интересовал его сам по себе.
— Док, у вас такой вид, как будто вы сейчас наделаете глупостей! — испугалась Марджори. — Давайте я вам успокоительного принесу.
— Не надо! Не хочу успокаиваться! — выпалила Кэтрин и пулей вылетела из кабинета.
«По крайней мере, я не успокоюсь, пока все ему не выскажу», — подумала она.
9
Грег ждал Кэтрин. Ждал с вечера пятницы, ждал упрямо, как-то даже тупо. Сначала он не понимал, что это ожидание. Потом он осознал, что скучает, а значит, ждет.
Мысль о том, что у нее не будет больше повода зайти к нему в палату, мучила его, как жажда. Он чувствовал глухое отчаяние сродни тому, что испытывает человек, которого завалило камнями. Почему он ощущает безысходность? Почему? Ведь она все равно будет близко. Позже он встанет с постели и спустится к ней в кабинет на первый этаж. Он будет вставать регулярно — и регулярно заходить к ней сам. Если захочет. А он захочет, уже хочет этого. Чтобы она отвлекалась от дел, поднимала голову, взглядывала на него, и узнавание сменяло на ее лице серьезную сосредоточенность. Может быть, она узнавала бы его с улыбкой…
Но Грег попал в какую-то ловушку своего сознания. Он понимал, что так ничего не получится. Что именно должно получиться — неизвестно, по крайней мере, он не задумывался об этом.
Увидев доктора Ханта в первый раз, он испытал отвращение, точно ему показали непомерно большого, жирного таракана, отвращение не настолько сильное, чтобы вздрогнуть или ощутить тошноту, но достаточное, чтобы непроизвольно отвернуться и скривить рот.
Этот человек способен на злое. Способен на преступление. Не ради какой-то там цели, не ради денег, как многие, и не ради власти, и не в порыве ярости — просто так, пакость ради пакости. Грег в силу своей профессии научился отлично распознавать таких людей. Он чуял их нутром, и это было мерзкое ощущение.
И этот человек станет его лечить?
Нет, не так: и этого человека он подпустит к себе, поверит в то, что он способен помочь ему, сделать его тело сильнее и здоровее, поверит просто потому, что так принято? Грег искривил губы в усмешке. Черта с два.
А потом пронеслась в голове шальная мысль: а вот и повод. Вот и оправдание!
И он очень жестко побеседовал с доктором Хантом — о, он умел жестко разговаривать с людьми, умел разговаривать так, что у этих самых людей начинало сосать под ложечкой и тряслись поджилки, какое бы положение они ни занимали и что бы из себя ни корчили.
Доктор Хант любезно прислал медсестру с формой заявления, и Грег с удовольствием его заполнил уверенными, жирно вдавленными в бумагу буквами.
Медсестры приходили, но врачи — нет. То ли бойкот, то ли обстоятельства не позволяют: действительно нет других хирургов. Грег ждал Кэтрин. У него снова начался жар, ему что-то кололи, он по большей части спал и во сне разговаривал сам с собой: продумывал, что скажет Кэтрин, когда она придет.
«Я рад. Безмерно рад вас видеть, док. Вот видите, док, какой я беспокойный больной. Нет, я хорошо себя чувствую. Нет, док, я вполне в состоянии работать. Док, не глупите, отдайте ноутбук. Или забирайте, если он вам нужен. Мне все равно. Ты такая красивая. От тебя глаз не оторвать. А у тебя есть муж? Нет? О, как хорошо, как удачно-то, а! Хо-хо! Я чувствую себя на пятнадцать лет моложе. Правда. А может, и на все двадцать. И я еще глуп, горяч, прямолинеен, абсолютно уверен в том, что меня ждет долгая, интересная и счастливая жизнь. А вообще? Нет, не очень, интересы у меня есть, и есть даже интерес в широком смысле слова, но иногда я чувствую свою беспомощность, потому что всех мерзавцев не пересажать. Да, ты прости, я как остолоп, опять о работе. Все-таки мне показалось, что моложе. В двадцать два я думал немного об учебе, чуть больше о карьере и очень много — о девушках. Нет, повесой не был, но… Ладно, Кэтрин, это все чушь. Я хочу видеть тебя. Каждый день. И потому заварил всю эту кашу… Нет, конечно, авария не в счет — я ведь тогда еще не знал, что встречу тебя».
В подобных монологах и проходили все его полусны, сны и бредовые состояния. Странно, что это были именно монологи, он говорил сам с собой, а Кэтрин не видел.
Но он ждал. Хорошо ждать того, кто обязательно придет. И она конечно же и вправду пришла.
Дверь палаты распахнулась, и почти одновременно Грег раскрыл глаза. Отзвуки «…ведь не знал, что встречу тебя» еще шелестели в голове. Дверь за Кэтрин захлопнулась.
Она была особенно, ошеломляюще, безукоризненно красива. И разрумянившиеся щеки только придавали ей привлекательности.
— Как ты посмел?! Что ты наделал?
И злой изгиб приоткрытых губ, между которыми видны влажные зубы, тоже завораживает. А почему, кстати говоря, она так зла?
— Наделал — что?
Она метнулась к окну, не в силах успокоиться в неподвижности.
— Издеваешься? — Рванулась к койке, сверкнула глазами сверху вниз. — Эгоист! Идиот!
— Я?!
— Да!
— Доктор Данс, вы… — Он хотел сказать «забываетесь», но не успел.
— Имею полное право здесь орать после того, что ты учинил!
— Можно подумать, я оскорбил действием твою маму! — проворчал Грег. Он понимал, что причиной ее состоянию — его требование заменить его лечащего врача, — и в то же время не понимал причин такой ярости.
