– Ну вот смотри. Для начала определимся: какие женщины нравятся сильным мужчинам? Правильно, слабые. Значит, так: одеваешься в голубое. Нежно-голубое, поняла? Прямо сейчас пойдем и купим что- нибудь новое, красивое. Можно даже инфантильное... – Клер явно увлеклась.
– Ну уж нет!
– Хорошо. Тогда слушай дальше: пудра посветлее, чтобы кожа казалась бледной, и яркие ресницы. Ими нужно делать вот так... – Клер изобразила то, что она считала взглядом невинной школьницы.
– Клер! Притормози. Ты путаешь слабость с глупостью. Тем более я ни в коем случае не намерена представляться слабой!
– А? Да, возможно. Но давай заменим слово «слабая» на «нежная и женственная». А, вот! Надо упасть в обморок.
– Падала, – призналась Виктория.
Клер просияла.
– И что?
– На руках носил. – Смущенная улыбка. В отличие от Катлера Виктория помнила ощущение от его рук.
Клер издала радостный боевой клич.
– Вот! Уже! Ты у меня умница, сестренка!
– Да. А невеста у него – красавица.
– Невеста? – Бровь Клер искривилась. – Красавица? Дура, значит.
– Да нет. Просто очень красивая. Очень ему подходит. И вообще, – настроение Виктории моментально изменилось, будто что-то хрупкое переломили пополам, – закончим этот разговор. Все это останется только нашими мечтами. Моими мечтами.
Клер молча обняла сестру.
6
Виктория была страшно горда собой. Еще бы, ведь благодаря многообещающему проекту она наконец-то решилась потратить свои сбережения и купить новую машину! Серебристый «Форд Фокус», пускай подержанный, но гораздо лучше ее прежнего «фольксвагена», совсем старенького. Из-за него, точнее его непрезентабельности, она в последнее время совсем мало садилась за руль. Благо, сотрудничество с Джоном Катлером давало ей кое-какие «транспортные привилегии»...
Сейчас она впервые ехала к нему на своей машине. Нервничала. И не только из-за того, что нужно было следить за дорогой.
Разговор с Клер, который состоялся несколько дней назад, все не шел у Виктории из головы. За окном автомобиля мелькали картинки, которые стали очень знакомыми и почти дорогими Виктории, они выстраивались в знакомые цепочки, и на несколько мгновений можно было поверить в иллюзию стабильной жизни, в то, что наконец-то появилось что-то, что радует каждый день, и теперь всегда она будет вот так ездить к нему в Лоу-Лейкс...
Что за глупые выдумки? Скоро это все закончится... Но как же не хочется об этом думать! И не важно, да, Виктория, тебе не важно, почему не хочется...
Нервным движением Виктория добавила громкости музыке, льющейся из динамиков.
Джон Катлер сделал уже бессчетное количество шагов по кабинету. Пожалуй, если бы он задался целью, то смог бы подсчитать размеры кабинета в шагах с точностью до десятой дюйма, на которую шаг становится длиннее в зависимости от настроения, самочувствия, времени суток...
Слава богу, такая мысль пока не приходила ему в голову. И вообще у Джона в голове был сумбур, не абсолютный хаос, но вполне ощутимый беспорядок.
В груди ныло. Ему чего-то не хватало. И Джон не был уверен, что речь в этом случае шла о Кэссиди. Вообще – о женщинах...
Хотя... Виктория. Нет, не может быть! Просто жизнь пустая, и я не могу заполнить ее ничем. Без Кэссиди холодно, однако и с ней не лучше. Но скоро приедет Виктория, можно будет поговорить с ней, и она будет вертеть в руках свой тонкий карандаш и запускать пальцы в пышные волосы, задумавшись над чем-то. Красиво... О, черт бы все это побрал!
Когда Джон Катлер нервничал, а тем более – злился на себя, например, за неуместные мысли, это не очень хорошо сказывалось на его отношениях с окружающими. Дейзи получила выговор, Мэлори – несколько подколок.
А потом приехала Виктория. И они сидели в кабинете, и Джон задумчиво рассматривал... Нет, не фотографии скульптур для аллеи, которые привезла Виктория, а ее тонкие запястья и выбившиеся из прически прядки волос, которые легко колыхались, когда она склонялась над письменным столом.
– Думаю, у нас с вами получится здесь что-то величественное.
Услышав за спиной этот голос, Виктория слегка вздрогнула. Она стояла на перекрестке двух песчаных дорожек. Здесь планировались беседки.
– Все в наших руках. – Она улыбнулась Катлеру и задумчиво посмотрела на небо.
Вечерело, откуда-то с востока наползали грозовые тучи.
– О чем вы думаете, Виктория? У вас очень необычный взгляд.
От этих слов ей захотелось вздохнуть глубоко и прерывисто. И еще – говорить, долго, искренне, не останавливаясь...
– Про тучи, Джон. Они мне всегда казались похожими на сказочного дракона: сейчас он украдет солнце, и станет темно и грустно. Печальное небо заплачет, и станет холодно. – Она подняла руку вверх, будто пыталась взять солнце в ладошку. – Так бывало в детстве, когда начиналась гроза. Мне всегда хотелось спасти солнышко от неумолимо надвигающихся туч...
Опустила руку, вздохнула.
Да, не думала, что кому-нибудь об этом скажу!
Виктория ужасно смутилась.
– Простите, мистер Катлер. То есть Джон. Это все глупости. Здесь должна быть беседка, и я смотрела, как лучше расставить скульптуры: повернуть к дорожке или к входу в беседку... – Виктория еще сильнее занервничала, когда увидела, как Катлер на нее смотрит. Взволнованно, трепетно и понимающе, внимательно и чуть-чуть испуганно...
Впрочем, он тоже быстро опомнился и прокашлялся:
– Да тут в любом случае все будет отлично смотреться! – Тон получился наигранно-бодрым.
– Красиво, правда? – Он указал на солнце. Его голос дрогнул.
К горлу подкатил комок.
– Будет гроза. Скоро. – Он буквально выдавил это из себя – только ради того, чтобы хоть что-то сказать.
– Да.
Виктория чувствовала себя очень странно, остро ощущая его близость.
– И знаете, Виктория, когда я говорю с вами... – он на секунду запнулся. – В общем, мне становится легко и приятно.
Эти слова были продолжением его мыслей, и Джон, кажется, не вполне отдавал себе отчет в том, что произносит их вслух.
Легко и спокойно. Хочется рассказать обо всем самом сокровенном, что лежит где-то в глубине души. Или нет: смотреть на нее, слушать ее? Наблюдать, как изменяется это необычное лицо. О, эти волосы......
Виктория отвернулась.
Джон вдруг услышал себя точно со стороны, чуть не поперхнулся и изобразил сильный приступ кашля.
