приводило к бесконечному количеству недоразумений и путанице.
– А что тут особенно интересного?
– В общественных списках говорится, что он собирается выступить на открытии павильона Кайрана, которое, как вы знаете, состоится сегодня вечером. Более того, он поставил нас в известность о своих намерениях.
– И почему вам кажется это интересным, Сержант? Только покороче, пожалуйста, поскольку я ужасно спешу. Отправлюсь в путь, как только будет готова моя лошадь.
– Сделаю все, что в моих силах, чтобы вы остались довольны, капитан.
– Его высочество выполнил мою просьбу и сообщает нам обо всех своих появлениях на публике – я верно вас понял?
– Да, капитан.
– Он поставил нас в известность о том, что будет присутствовать на церемонии закладки павильона?
– Да, капитан.
– И не изменил своего намерения?
– Изменил, капитан.
– Как? Его высочество решил не выступать на церемонии?
– Да, капитан.
– Каким образом он поставил нас в известность о перемене своих планов?
– Сегодня утром гонец в его ливрее принес записку.
– Вы проверили печать?
– Да, капитан.
– И что?
– Это его печать.
– Он объяснил, почему решил не присутствовать на церемонии?
– Можно сказать и так, капитан.
– Я вас не понимаю.
– Капитан, его высочество утверждает, что неважно себя чувствует.
– Хм-м-м, – задумавшись, протянул Кааврен. – Очень хорошо.
И тут объявили, что лошадь Кааврена готова, оседлана, экипирована всем необходимым и стоит у двери, а Кааврена поджидает конюх, чтобы помочь ему взобраться в седло.
– Я вернусь сегодня вечером, друзья мои, – пообещал Кааврен. – Вы знаете свои обязанности, выполняйте их как полагается.
– Слушаемся, капитан, – ответили все присутствующие гвардейцы.
Кааврен поскакал с территории Крыла Императорской гвардии, чувствуя, как шпага хлопает по бедру. Он покинул дворец и, миновав Ворота Дракона, выехал из города, по пути размышляя о том, что же ему известно о его высочестве и как следует себя вести, чтобы отвергнуть или подтвердить подозрения, которые крепли в его сознании по мере того, как он продолжал мчаться вперед.
Между тем его высочество Адрон э'Кайран, герцог Истменсуотча, граф Корио и Скай; барон Рэдграунда, Тресли, Тубранча, Пепперфилда и Эрфина; рыцарь Орденов Кайрана, Лании и Зарики; имперский барон Нутфаунда, который стоял в своем шатре, служившем ему штабом и одновременно домом, гордо выпрямился, как и подобает наследнику трона от Дома Дракона и потомку линии э'Кайрана Дома Дракона, и сказал:
– Ерунда.
Его адъютант, которого звали Молрик э'Дриен, был прежде всего племянником Адрона, а во вторую очередь – симпатичным и честным молодым человеком, серьезно относившимся к своей должности.
– Я прошу вашу светлость обратить внимание на то, что вы обещали присутствовать там, не только потому что павильон будет назван в честь вашего предка, лорд-мэр Драгейры на вас рассчитывает и…
– Ерунда, – повторил лорд Адрон.
Молрик открыл рот, но Адрон повелительным жестом заставил его замолчать.
– Молодой человек, – промолвил принц, – я готов принять участие в сражении, войне, восстании, готов подвергнуться оскорблению и даже унижению, если мой долг заставит меня это сделать. Но мне не вынести шесть часов подряд бредни Калвора из Дрема, которого я уже слушал раньше. Его утомительное бормотание – поверь – вызывает у меня больше ночных кошмаров, чем пропущенный сигнал во время Битвы Архипелага. Нет уж. Я отправил свои извинения губернатору, поставил в известность Гвардию об изменении своего расписания и даже, если этот поступок будет иметь для меня отрицательные последствия в Залах Правосудия, принес свои абсолютно лживые сожаления так называемому поэту. Что сделано, то сделано; и обсуждать тут больше нечего.
Молрик, казалось, немного поколебался, прежде чем признать, что эта битва проиграна и следует беречь силы для будущих сражений, а затем выразил согласие, поклонившись своему повелителю.
– Что-нибудь еще? – спросил Адрон.
– Да, генерал, – ответил Молрик, показывая, что речь пойдет о военных проблемах.
