— Ханна, остаешься за старшую на корабле, — говорила Ника. — Марчи, отвечаешь за безопасность. На поверхности попросим помощи песчаных призраков, если что.
— В любом случае нужно быть аккуратнее, — сказал Даг, — то была тюрьма все-таки. Неизвестно, кто там спустился на поверхность. Если это какой-нибудь рецидивист, наемник или тому подобное, я бы поостерегся его на корабль поднимать.
— Хорошо, — согласилась Ника, — в любом случае запросим помощи у песчаных призраков. Все равно им обычно делать нечего.
Ника еще раз посмотрела на записанный план действий и продолжила.
— Ну, вот и разобрались. Итак, коллеги, у нас есть десять минут для того чтобы привести себя в порядок — умыться, почистить зубы и оказаться на рабочих местах. Поехали…
Страх охватил граждан независимого Галеона. Несколько месяцев перед выборами пропагандистская машина подконтрольная правым внушала людям мысль о намерении пришельцев захватить власть на планете. Любая информация о них преподносилась исключительно в контексте мифа о заговоре, и любое действие Земли обетованной объяснялось исключительно стремлением к смене власти. Утверждалось даже, что программа усыновления пришельцами галеонских сирот существует лишь для того, чтобы ослабить генофонд галеонской нации и уменьшить тем самым процент этнических галеонцев на планете. Строительство университетов и школ, гуманитарная помощь голодающим шахтерам, бизнес консультации, борьба за права иммигрантов, — словами правых все это стало пунктами плана вторжения. Всеми силами они пытались создать впечатление, что потеря власти корпорациями обернется для Галеона катастрофой. Потому неудивительным было то, что убийство Зэуса было воспринято гражданами как прямое доказательство враждебности и беспринципности пришельцев.
После двухдневного отсутствия официальных комментариев центральное телевиденье показало заявление правительства Галеона. Чтобы усилить эффект его транслировали в прямом эфире в специальном выпуске новостей, прервавшем все остальные передачи.
На трибуне стоял довольно пожилой человек. От глубокого шрама на его щеке веяло войной, а тяжелый холодный взгляд, гипнотизируя, приковывал напуганных галеонцев к экрану.
— Нам объявили войну, — заявил человек. — Мерзкие инородцы, прячась под личиной добродетели, уже давно пытались прибрать нашу планету к рукам. Но мы, галеонцы, как никто знаем, что у пришельцев не бывает добродетели без корысти. Убийством нашего — избранного нами — президента пришельцы показали свое истинное лицо. Их гуманизм, их социальные ценности существуют лишь до той поры, пока перед ними не встало настоящее препятствие — такое как воля целого народа. И тогда, они готовы переступить через труп каждого из нас на пути к своей цели. Свою социальную защищенность, свои низкие цены, эффективное производство и что у них там еще, — все это они оставят при себе, а нам от них достанется только рабство. Не питайте иллюзий, что вас — представителей галеонской нации — эти потомки катонийцев считают за равных! Веками, катонийцы видели в других народах исключительно рабов. И сейчас наше противостояние продолжается. Как триста лет назад алларийцы сбросили с себя катонийское рабство, так и мы теперь должны изгнать захватчиков с нашей земли и отомстить за нашего президента. Мы привыкли отвечать на удар. Поэтому, объединенные силы корпораций уже направлены на планету Фокос. Виновные в смерти президента будут наказаны…
Это был — Дари Кронг — ушедший в политику генеральный директор компании Дарун — самой крупной на Галеоне военной корпорации. Хотя уже не являясь официально главой компании, он по- прежнему оставался самым влиятельным человеком на планете. Многие видели именно его первым президентом Галеона и были сильно удивлены непонятно откуда взявшемуся Юли Зэусу, после смерти которого, впрочем, все встало на свои места.
Кронг родился и вырос на войне. Он не знал иного способа подчинения кроме страха и иного стиля управления кроме командно-приказного. Президент Кронг искренне считал, что отсутствие войны развращает, что на Галеоне должна быть только одна корпорация, что у планеты должен быть один правитель, а такие понятия как «демократия», «свобода слова», «права человека», «равноправие», «гуманизм»… есть выдумки зажравшихся торгашей — миф, созданный ими для спасения себе подобных, миф, апеллирующий к состраданию, которое Кронг считал слабостью. В его понимании, мир был лишь передышкой между боями, а закон был волей сильнейшего, и любого человека можно было заставить сделать все, что угодно, манипулируя страхами и низменными потребностями. Дари Кронг был достойнейшим из сынов галеонской войны.
Названная именем мифического многоголового дракона, корпорация Дарун выросла из небольшой банды, продававшей оружие наемникам. Жестоко подавляя любую конкуренцию, эта банда постепенно захватила весь рынок вооружения, сделав на этом огромные деньги, и став, таким образом, самой влиятельной организацией на Галеоне. Однако война закончилась, и в мирное время, которое очень не любил президент Кронг, корпорация начала терпеть убытки. Теряя контроль над своими дочерними компаниями, она рассыпалась. Фармацевтическое направление, логистика и химическое производство выделились в отдельные независимые компании, а машиностроение удалось удержать с трудом. Переведенные на производство гражданской продукции заводы производили огромные, жадно потребляющие топливо тяжелые грузовики, которые ни сколько не улучшали положение корпорации, потому что не были способны конкурировать с удобными и экономичными аналогами, привозимыми с Титана.
Огромный неповоротливый галеонский дракон постарел и, казалось, уже не был способен ни кому причинить вреда. Исхудавший он медленно умирал от хронических заболеваний свойственных его преклонному возрасту. Но выстрел на пощади разбудил его. Собрав оставшиеся силы, он поднялся и, стряхнув паразитов, распугав падальщиков, издал оглушительный рев. Близилась новая война.
Джута проснулась первой от ощущения, что ее стопы опустили в чан с горячей водой. Она выглянула из спального мешка и увидела, что лучи уже достаточно высоко поднявшегося над горизонтом солнца падали на то место, где были ее ноги. Металлического цвета спальный мешок сам по себе отражал солнечный свет, но камни под ним постепенно превращались в раскаленную сковороду. По мере того, как солнце двигалось к своему зениту, тень, в которой спали девушки, становилась все меньше и меньше. Люка, между тем, пока еще этого не замечала, потому что во сне, пытаясь свернуться калачиком, поджала ноги.
От движений Джуты Люка проснулась.
— Мммм… — промычала она. — Солнце встало… Пора вставать.
Люка бодро выскочила из мешка и поспешила к своему рюкзаку, из которого достала две пары больших солнечных очков.
— На, одень. — Люка протянула Джуте очки. — Днем фокосское солнце очень вредно для глаз и кожи, поэтому не снимай платок и очки. Ультрафиолет здесь отражается от песка — он может разрушить сетчатку. Прикрой лицо платком. — Люка посмотрела по сторонам. — Нужно найти другую тень — эта исчезнет через несколько часов.
— А когда прибудут спасатели?
— Сказали, что утром будут. За мной!
Медленным бегом Люка направилась вдоль скалы. Джута последовала за ней. Осмотревшись, Люка рассчитала движение солнца и выбрала подходящую тень. Девушка-призрак двигалась не очень быстро, но Джута все равно за ней еле успевала. Прыжки со скалы на скалу удавались Люке поразительно легко, и даже висевший за спиной рюкзак ей, казалось, не мешал. Когда же Джута оказывалась перед краем расщелины, которую Люка только что перескочила с легкостью, инстинкт самосохранения заставлял Джуту спуститься и преодолеть препятствие менее опасным способом. Люка, однако, порхала с камня на камень легко и бесшумно, подобно бабочке. Периодически она останавливалась и ожидала отстающую Джуту, которая, неуклюже перелезая препятствия, походила на маленького медвежонка. Так они добрались до высокой скалы, отбрасывающей большую тень.
Из-под скалы открывался вид на бескрайнюю фокосскую пустыню. Чем дальше от Змеиного каньона, тем мельче становились камни и где-то далеко, наверное, на расстоянии нескольких километров, они вообще исчезали, и пустыня становилась гладкой, покрытой волнистыми дюнами. Казалось, что где-то совсем далеко пустыня плавно переходит в море, но на Фокосе этого быть не могло. На поверхности Фокоса
